Я твой день в октябре

– Пей только в меру. А то потом из ямы тяжко на карачках выползать. Ногти обломаешь, – отец показал Лёхе здоровенный свой кулак и скрылся за стеклянной дверью.

У Змея на хазе всё было как обычно. Накурено. Пахло перегаром и свежей водкой. Кто-то лёжа тихо дёргал струны гитары. Четверо в карты играли. А две марухи в юбках длиной вровень с задницами делали хитрую причёску третьей. Змей сидел у окна и читал книжку.

– Чарли, мля! – увидел он в табачном дыму Лёху. – Дорогой! Откинулся? Всё? Ученый теперь аж два раза! Ну, чего ты смурной как безответный фраер, как тюха бацильный? Случилось чего? Зекать больно на тебя. Ты ж у нас бардым козырный всегда был! Ну-ка, пойдём! Куцый, стопаря притарань и ампулу «столичную» зацепи. Чарли приехал, но с «бородой», с обидой какой-то.

– Может, марафету ему? – крикнул Куцый, слезая с кровати.

– План будешь? Дурь – свежак, – обнял Лёху Змей.

– Не, – Алексей сел к столу. – Кончайте свои заходы бубновые. В рамках посижу. И то пару стаканов, не больше. А «верёвку глотать» не буду. Ни «колеса», ни анашу, ни кокс. Ну, Змей, ты же знаешь меня.

– Всё! Булды не будет. Бухнём, потом вкатим в двадцать одно или в буру. А вон ещё биксы тебе путёвые, видишь? Любую варюхой можешь себе брать.

Шмары новенькие, чистые. Влупить – одно удовольствие. У нас же не гадюшник. Хата – гренуля культурная.

И началось! Лёхе надо было убрать камень с души. Вроде бы и готов он был к такому повороту. Отлуп от Надежды заранее предчувствовал. Думал, что сначала отпрыгнет она от него специально для того, чтобы он покаялся про жизнь свою независимую да раздольную и подсел незаметно под каблук. Карьеру чтобы солидную начал делать под папиным присмотром. Она-то росла над простолюдьем. И он должен был поспевать за ней. А потом и отца сменить после его пенсии. Для чего его держали? Для чего в элитную Школу засунули!? Вроде всё понимал Лёха. И вот от того было мерзко внутри, гадко в голове, которая без спроса продолжала строить версии одна хреновее другой.

Короче, надрались они со Змеем до зелёных соплей, но вели себя как неваляшки. Шарахались по двору, песни горланили и вспоминали годы молодые. Когда Змей ещё вором был, а Лёха его от этого дела оторвал и перевел просто в торговца теневого, подпольного. Но уже не треплющего уголовный кодекс за опасные странички. Очень зауважал Змей старого интеллигентного кента своего за это, хотя и раньше относился с уважением за ум и силу.

…Проснулся Лёха под толстым одеялом часов в десять утра, перелез через голую маруху, которая неизвестно как попала под то же одеяло. Пошел на улицу покурить. Змей сидел на завалинке и держал в руке ополовиненную бутылку водки. Лёха хлебнул граммов сто из горла. Стало светлее в голове. Почти как на улице.

– Пойду я, Толян, – он подал Змею руку. – Спасибо за то, что дал мне разрядиться. В напряге я был. С семьей «гроза». Выправим, ладно.

– Заходи, дорогой, – Змей обнял его. – И грудь выпяти. Чтоб так съёжиться – надо только расстрельную статью поиметь. А остальное всё – кизяк. Туфта и фуфел дешевый. Держи грудь! Я на твою любую беду дам голос. Что надо – только скажи.

И они разошлись. Змей на хазу пошел, а Лёха за ворота. Закрыл за собой калитку и остановился.

– А куда идти, собственно? – почесал он затылок. – Кроме дома – некуда. А мама с отцом ещё на работе. А пойду пока к Михалычу, другу безногому со

старой квартиры. Пора уже и с мудрыми людьми начать советоваться. Жить-то надо. И, главное, хочется. Надо просто понять, как жить. А без мудрой подсказки маяться ещё самому да маяться.

Хотел побежать. Как обычно. Но уже не получалось. Голова как стружкой стальной набитая, ноги не слушаются, не стелятся легко над землёй, не летят, а зависают, упираясь в землю раньше тела так, что Лёха на выставленную вперёд ногу натыкается. Ни голове водка добра не даёт, ни телу. Надо завязывать. Тем более, что желания к спиртному нет никакого. Есть явная потребность просто утешить нервы. А они, блин, просто так не затихают. Болят. Выпьешь – тупеют все плохие ощущения.

– Кто-то да подкинет мне мысль, как или тихо расстаться с семьёй, или так с женой поладить, чтобы не унижаться и лбом о землю не биться. Не шибко-то виноватиться без вины. У самого нет мыслей чётких. Сквозняк в голове.