Я твой день в октябре

– А чего ездил-то? У тебя тренировка сегодня. Не пошел?

Лёха головой мотнул.

– Не пошел. И на репетицию не пойду. И к Надежде не пойду, – Лёха налил себе и Жердю. Выпили. Генка с удовольствием. Лёха с отвращением. Он вообще ни пил ничего с градусами. Только на выпускном шампанского фужер пришлось поглотить в знак прощания с одноклассниками. – Я во Владимировку ездил извиняться за тестя с тёщей. Они ж никого на свадьбу из моей родни не позвали. Кроме родителей.

– Как это? – Жердь так удивился, что аж присел и рот открыл.

– Молча. Места, сказали, не хватает. Своих из обкома набрали на все стулья кроме своих, наших с Надькой и двух дружек. Ну, для моих родителей ещё оставили. Вот я извиниться хотел перед дедом в первую очередь. Он же у нас

Атаман. Глава клана Маловичей.

– Во, мля! – сказал Жердь, протянув как целую ноту букву «я». – Ну, ты врюхался, старик! А чего бы тестю самому не извиниться? Как положено?

– Генаха. Мои деревенские и даже городские деды, бабки, дядьки с тётками и братовья двоюродные для Альтова и бабы его – мусор. Навоз. Некультурные и отсталые народные серые массы. Массы, понимаешь? Вроде каловых масс. Типа дерьма, короче. Ничто. Быдловатое население, которое по придури всяких ЦК и обкомов с горкомами копошится муравейником сплошным, социализм до ума доводит и коммунизм строит. Замок на песке, бляха. Мираж хренов. А ты говоришь, чтобы он извинился. Да он уже и забыл, про то, что наших не позвал.

А, скорее всего, он об этом не особо-то и думал. Делал так, как понимал.

– А жена его? А Надежда твоя? Языки в задницы засунули?

– Я вот думаю, что они или реально не поняли факта такого оскорбления, – Лёха налил ещё по рюмке. Выпили.– Или им не дозволено вмешиваться в поступки главного героя области и дома родного.

– Суки, – без выражения подвел итог беседе Жердь. – Всё равно свадьба будет?

– Будет. Куда ей деться? – засмеялся нервно Алексей Малович, личность сильная и решительная, как считали многие и сам он тоже. Тем не менее плевок в лицо от Альтовых и Маловичей он пережил как заморенный слабак и тютя. – Дружкой пойдешь ко мне?

– Ты думай, что говоришь! – рыкнул Жердь. – Я что, на помойке себя нашел?

– Тогда с ворот сними флаг с серпом и молотом. И плакат «СССР- оплот мира во всём мире». А то сам себя компрометируешь. В дружки на свадьбу пойти – не позор и не вступление в КПСС. Женюсь я, блин, а не Альтов.

– Ну вас нахрен всех, – зло сказал Жердь, забрал бутылку, рюмки, трубку и скрылся за дверью. Хлопнул крепко.

Лёха подождал минут десять. Жердь не выходил.

– Ладно, найду другого завтра, – почесал затылок Лёха и пошел шляться по улицам, чтобы дома появиться поздно вечером. Ближе к ночи. Идти, собственно, было некуда, кроме как на Тобол. Сел он на берегу. Уставился на бегущую в сторону Ишима серую осеннюю воду, в которой кувыркались желтые, оранжевые и красные листья. Держала их река крепко, надёжно. И тащила туда, куда неслась сама.

– Похоже, – подумал он. – Меня вроде бы тоже прихватили и по своей дорожке потащат. А вот тут, извините – болт вам в рот. Обещаю.

Домой Лёха после одиннадцати пришел. Отец читал газету как всегда. Мама шила что-то. Как обычно.

– Где был-то? – батя выглянул из-за газеты «Известия».

– Во Владимировке.

Он прошел в комнату свою и лёг на неразобранную кровать. Стрекотание машинки смолкло. Шуршание газеты прекратилось. Родители ушли на кухню и долго-долго, монотонно и невесело что-то говорили, говорили, говорили…

Лёха глянул на часы и перевел взгляд на белёный потолок. Кончался обычный день. И до счастливого свадебного осталось ровно на него одного, неудачного, меньше.

9.Глава девятая

Мимо всего интересного, яркого и нового проползли как старые немощные улитки три предсвадебных дня. Хотя, наверное, яркого и не было ничего. А дни не летели, не шли строевым шагом. Они именно ползли, вызывая нервный зуд нетерпения и болезненное, как фурункул на заднице, ожидание. Лопнуть фурункул должен был по графику – ещё через день. И зуд точно исчезнет в тот же момент. День всего оставался до сочетания браком Алексея Маловича, сына Николаева с дочерью одного из властителей дум и дел зарайской провинции Игната Ефимовича Альтова. И вот этот день оказался лишним. Всё уже завезли, порезали и покрошили, смешали и разместили что положено по трём холодильникам, а что не положено – аккуратно рассовали по закуткам и закоулкам. Комнату освежили диковинными цветами из оранжереи обкомовской, расставили вдоль длинного стола свечи ароматизированные, похожие на раскрашенные разноцветно куски сервелата. Запах свеч как дух святой находился везде и нигде. Даже на лестничную площадку сквозь тело редкостной в городе металлической двери

просачивались прожигающие пространство запахи индийского сандала, жасмина и пачули.