Я твой день в октябре

– А оно тебе надо – быть учёным-лингвистом? Морока же, – Лёха взял жену за плечи. – Время всё будет съедено наукой и не хватит его ни на детей, ни на мужа. И будем мы все несчастны и сиротливы.

– Ну, во-первых, не детей, а ребёнка. Я больше рожать не планирую. Мы же договорились. Забыл? А, во-вторых, чем мне заниматься при твоей работе и при твоём образе жизни? Ты же его не будешь менять. Сам сказал. Мне, честно, это нравится. Ну, что ты у меня такой универсальный-разносторонний. И всё-то у тебя получается. Бросать нельзя. А это сколько у нас в запасе талантов? Посчитаем?

– Э! Не надо! – остановил её Алексей. – Что мне интересно, то и буду делать. Жизнь короткая штука. Поэтому надо побольше успеть смочь всякого-разного. Плохо только, что домашний тапочек из меня не получится сделать.

Почти всегда я буду где-то и зачем-то, а в перерывах дома. Мы это до свадьбы тоже обсудили.

– Так я только «за»! – Надя обняла его и прильнула щекой к щеке. – Твоя разносторонняя жизнь – это и моя гордость. Не у всех мужья столько способностей имеют. Вот ты и делай свою жизнь, как ты её видишь. А я свою вне науки тоже не представляю. И потому тебе придётся терпеть моё занудство и однообразное существование внутри лингвистики и английской филологии. Согласен?

– Всему, что составляет человеку главное в жизни, препятствовать глупо и неправильно. – Алексей Малович действительно был в этом уверен. Он просто не понимал ещё, что оторванные друг от друга даже самыми добрыми распрекрасными делами любящие люди приобретают много ценного для профессии, опыта житейского, но теряют то, ради чего соединили судьбы, души и тела свои – любовь. Которая приходит незаметно, ярко и внезапно, а пропадает медленно в страданиях, мучениях и в невозможности поверить в её неумолимую безвременную смерть.

Снова постучалась в дверь и заглянула мама.

– Дети, быстренько на кухню. Остынет всё. Успеете ещё намиловаться. Вся жизнь впереди. А холодную печёную курицу едят только в поездах. Давайте. «Руки мой перед едой» и за стол. А я пока приберу в зале. Шила там платье попросторнее Надежде. А скоро папа придет. Он не выносит, когда у меня тряпки да нитки разбросаны.

Батя пришел как раз к тому моменту, когда молодые поужинали и говорили Людмиле Андреевне всякие хорошие слова про то, как было вкусно им и питательно для того, кто пока жил в Надином животе.

– Привет всем, – сказал батя из прихожей, снимая туфли. – Тебя, Ляксей, Матрёненко Игорь, шеф твой спрашивал. Ты хлебокомбинат окучил или как? Мама говорила, что вы с тестем на дачу к ним ездили. Успел?

– Не… – Лёха выдохнул и соврал. Выхода не было. – Там машина подломилась. Задели где-то на просёлке. Масляную трубку пробило. Так пришлось ждать, пока из города привезут. Из гаража. Вот они её часа полтора ставили. Потому не успел я на комбинат. С утра побегу. В обед сдам. Репортаж вроде на субботу наметили? Так я успеваю свободно.

– Завтра с утра мама приедет. Ты во сколько на комбинат убежишь? – Надя снова села в кресло и уложила на живот две раскрытых тетради.

– Во сколько приедет? – Лёха насторожился. – И зачем, главное? Мне она недавно сказала, что у неё с мамой дела какие-то. Какая разница, когда я ухожу? От меня помощь нужна будет? Носить что-нибудь из машины вместо Ивана Максимовича?

– Да нет. Хочет, чтобы ты дома был. Поговорить о чем-то ей с нами обоими надо.

– Ну, блин! – Лёха треснул кулаком по косяку дверному. – Когда ж я репортаж скрою-сварганю? Так и вытурят меня из редакции. А только начал, блин.

Он вышел и заглянул на кухню. Отец мотнул головой. Чего, мол?

– Батя, ты скажи Матрёненко, что готовый репортаж послезавтра утром будет. Завтра не могу с утра. Тёще надо, чтобы она приехала, а я был зачем-то дома, – Алексей почесал в затылке. – Да сдам с утра, в обед ответсекретарь подпишет и поставит в макет. Место же для него есть в резерве. Сто пятьдесят строк плюс снимок. Сделаем. После обеда побегу, ночью отпишусь. Скажешь?

– В последний раз, – батя хлебнул топленого молока и погладил себя по спортивному животу. – Ты не привыкай. Сам портачишь, сам учись и выворачиваться.

– Батя, уважаю. Ты настоящий друг! – И Лёха вернулся в свою комнату.

– Ты меня, Лёшенька, не отвлекай пока, – Надя снова с трудом обернулась. Живот мешал делать простое движение без усилий. – Я завтра Элле должна сдать экзамен по правилу завершенных на текущий момент действий, о произведенных давно, а ещё о действиях в процессе в настоящем времени, прошедшем и будущем временах. Это аж за четвертый курс.

– Ни фига себе! – искренне удивился Лёха. – Ты хочешь четыре курса за два года пройти? А на кой чёрт?

– Увидишь потом, – Надя улыбнулась. – Да ладно, скажу. Да, сдам. Всё за два года. А два оставшихся Элла меня будет натаскивать, а я начну диссертацию писать. Кандидатскую. Понял?