Оба психопомпа молчали. Кажется, они не привыкли размышлять настолько сложными категориями. Что я и говорил!..
— А если среди этой сотни оказался серийный убийца, который взорвёт бомбу посреди города и убьёт несколько тысяч? — я уже откровенно издевался над духами.
— Хватит нести этот несвязный бред! — несмело возмутился «Вальтер».
— А если среди тех нескольких тысяч, — не останавливался я, — был будущий диктатор, что развяжет войну на полмира?
Развернувшись, я поглядел на растерянных духов.
— В том-то и разница между мной и вами. Я мыслю в категориях глобального зла или добра. Важен только результат. И в роли зла тут демоны, а в роли добра… всё, что ведёт к их поражению. Кстати, может, примете уже нормальные облики, и скажете, чего хотели?
Духи переглянулись — и переменились вновь. Теперь «Валера» стал мной, одетым во всё чёрное, а «Вальтер» — мной же, но уже в белом.
— Нет-нет-нет, — запротестовал я. — Даже не пытайтесь убедить меня, что вы — порождения моего сознания.
— Но это так… — начал было я-чёрный.
— Нет! — отрезал я. — Это не так. Моё сознание мыслит так же, как и я. Моё сознание не будет растерянно хлопать глазами, не понимая, о чём я веду речь. Наконец, моё сознание никогда не опустится до такого пошлого и безвкусного штампа, как дихотомия чёрного и белого! Кстати, я больше предпочитаю чёрный, поэтому, будь вы на самом деле частью меня, то ты, — я указал на себя-чёрного, — был бы по другую сторону.
Духи переглянулись — и рассыпались Пустотой. Не исчезли, а именно… стали тем, чем являлись. Будто две дыры в бытии, справа и слева от меня; прорехи на пространстве.
— Вот так-то лучше, — я повернулся и продолжил свой путь по коридору. — А теперь вернёмся к моему вопросы. Что вы хотели от меня?
Психопомпы шелестели, летя за мной со… нет, звуком это не назвать. Это была даже не тишина, нет — антипод понятия «звук», вот что это было такое. Впрочем, спецэффекты уже давно не впечатляли меня.
— Ты тяжёлый случай, — отозвался левый, тот, что прикидывался моими плохими делами. — Твоё присутствие тут может принести много беспорядка.
— Ага, — кивнул я. — А вы, стало быть, стражи порядка?
— Мы Её посланцы.
Я покачал головой. Никогда не верил в богов. Уже много раз говорил об этом, и могу повторить снова. Но… с богами всегда есть та сложность, что им всё равно, веришь ты в них или нет.
Если быть откровенным до конца, то я никогда не верил не в них, а в… те архетипы и мифы, что летали вокруг них. В их благость, в их мудрость, во всеведение и доброту. И, конечно, во всеобщую справедливость, что ожидает людей после смерти — плохим вечные муки, хорошим райское блаженство. Если так подумать, то… это довольно жестоко. Нет, конечно, всегда есть неисправимые говнюки, с которыми и без второго шанса всё ясно — вроде Майкла Крейна, например — но немало из тех, кого мы считаем плохими, просто… жили не в тех условиях. Где-то, на каком-то моменте, всё пошло наперекосяк, и вот он, злодей и грешник.
По счастью, никакого Рая и Ада не существовало. Был Лимб, где жили демоны. Попавший к ним страдал вне зависимости от того, был он грешником — или же святым. И была… Пустота.
А боги… Они, конечно же, были. Сверхсущества вне нашего понимания, чьи возможности превосходили таланты даже самого могучего мага во много раз. В таком смысле — да, они были, и я в них верил.
А конкретно Её — ту, что прислала этих двух ребят — я даже знал лично. Мельком, конечно — с сущностями подобного уровня нельзя пересекаться долго без опасности быть вычеркнутым из Вселенной или вроде того. Но всё-таки знал.
— Ладно, — кивнул я, продолжая идти. — И отчего она не явилась сама?
— У Неё нет времени отвлекаться на каждую новую душу, — возмущённо сообщила сущность по правую сторону от меня.
— Я — не каждая новая душа, — возразил я. — Я — Артур Готфрид, а это кое-что, да значит. Я ученик самого Виссариона. Более того — я убийца самого Виссариона.
Психопомпы смолчали.
— Она считает, если не следить за тобой, ты можешь нарушить весь уклад Пустоты, — отозвался левый.
— Могу, — согласился я. — Я много чего могу. К счастью для вас и Пустоты, я здесь ненадолго. Конечно, однажды я вернусь… но, надеюсь, нескоро.
— Попытайся, Готфрид, — заметил правый. — Попытайся.
Я пожал плечами.
— А чего пытаться? Мы уже пришли.
Я остановился перед дверью. Чертовски знакомой дверью.
Если задуматься, загадка-то лёгкая. Выбраться из замка Виссариона? Я сразу знал единственный путь, которым можно его покинуть.
Убить Виссариона.
Стук в дверь.
— Да? — раздалось из кабинета. Дёрнув дверь на себя, я вошёл.
— Учитель, — короткий кивок. — У меня для тебя есть новость.
Сидевший на своем привычном месте за столом Виссарион поднял на меня глаза. В бороде мелькнула нехорошая улыбка.
— Я знаю, что ты хочешь сказать мне, ученик, — хищно усмехнулся архимаг. — «Омае ва мо шиндейру». Уже слышал, и на этот раз даже знаю, что это означает. «Ты уже мёртв».
Опершись на обе руки, Виссарион встал и возвысился надо мной.
— Вот только, — продолжил он, — я ведь не мёртв, ученик.
Ох. Это нехорошо. Нехорошо!