Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

Он встал и тут же повернулся к Макару спиной, направился к двери и на пути бросил через плечо:

- Спокойной ночи.

- Спокойной, - механически отозвался Макар, с преувеличенным интересом рассматривавший остатки пирожного на тарелке. Неторопливые шаги Глеба раздались на лестнице. Макар злорадно посмотрел в том направлении, и на его губах заиграла торжествующая усмешка. А не так уж он и холоден, как хочет показать, иначе чего так резво отвернулся? Макар гордо вздернул нос. Ну и пусть у него во всех этих игрищах типа всякого флирта, или чего подобного, опыта кот наплакал, но что этот хмырь к нему не так уж и равнодушен, Макар распознать может: физиология – она такая, честная. С такими оптимистичными мыслями он принялся убирать со стола.

Что-то изменилось после того вечера, что-то совсем крохотное, но очень существенное. Макар перестал даже пытаться делать вид, что относится ко Глебу с трепетом и уважением, типа преклоняясь перед возрастом, статусом, чем там еще, и начал пробовать гнуть свою линию. Макар уже передвинул кровать и прикроватный столик в комнате, которую занимал, так, как счел нужным; у него был свой шкаф, в котором было до неприятного мало вещей, но он улучил момент и сгонял на родительскую квартиру. Родительница к его счастью была не дома, опять, поди, по своим собраниям тягалась, но Макара это волновало меньше всего. Он быстро сгреб вещи и был таков, с матерью и ее очередными знакомыми видеться не хотелось очень и очень сильно. Вернувшись, Макар забросил все вещи в стиральную машину и со злорадным удовольствием залил моющее средство: почему-то ему было особенно важно, чтобы они были очень, очень чистыми. Глеба, казалось, не интересовало, как и чем живет Макар. Но все его бесконечные рассказы о том, что и как происходило в его жизни, что он собирался делать, Глеб выслушивал внимательно, пусть и с безразличным видом, и запоминал, для того, чтобы припомнить Макару в самый неподходящий момент, заставая его врасплох. Макар негодовал, бурчал себе что-то под нос, косился на Глеба и по своей дурацкой привычке втягивал голову в плечи, вскидывал взгляд, чтобы поогрызаться, наталкивался на прохладные серые глаза и затыкался, чтобы через пару минут, повинно свесив голову, признаться, что да, сплоховал, да, больше не будет, да, постарается исправиться.

Макар ревностно следил за порядком в доме. К счастью Глеба, парнишка действительно был неплохой домохозяйкой – или домотеррористом, азартно наводя чистоту, убирая, следя за бельем. Он подозревал, что уборкой Макар занимается далеко не первый год, по крайней мере, что и как делать, тот знал, увиливать не пытался и был технически подкованным, если можно так выразиться. Глебу очень импонировало внезапно просыпавшееся занудство Макара, из-за которого обувь на полочке в прихожей стояла безупречно чистая и выстроенная по линеечке, одежда, которую Макар взялся стирать и даже гладить, лежала, сложенная в аккуратные стопки, или висела на нужных местах, и посуда всегда была составлена в безупречные с геометрической точки зрения фигуры.

- Ты прямо мастер-классы по домоводству можешь давать, - с одобрением сказал ему однажды Глеб в субботу, вернувшись домой и застав Макара за хозяйничанием по дому.

- Мамашке спасибо, - буркнул Макар, не отвлекаясь от гладильной доски. – Побегал бы ты с мое за ней по домам, которые она убирала, тоже бы научился с закрытыми глазами дома пидор… драить. Ты, кстати, сам дурак, что рано вернулся. Жрать нечего. Готовь сам.

- Без проблем, - механически отозвался Глеб и пошел на кухню, чтобы с умным видом заглянуть в холодильник и стать перед плитой. По здравом размышлении он выглянул из кухни. – Я пиццу закажу. Тебе какую?

Макар повернулся и подозрительно оглядел его.

- Ты что, макароны какие-нибудь, например, сварить не можешь? – недоверчиво спросил он.

- Это обязательно? – холодно отозвался Глеб. – Какую тебе заказывать?

Макар прищурил жадно вспыхнувшие глаза и пожевал губы, перед тем как определиться.

В ожидании пиццы Глеб достал из винного шкафа бутылку кьянти и в задумчивости осмотрелся. Вроде ничего не изменилось в квартире: все оставалось на своих местах, все было таким же продуманным, таким же отстраненным. Но две чашки, которые были нахально выдвинуты на передний план, фотографии, которые Макар поменял местами, а некоторые и вовсе убрал, и два мелких пока еще растения невыразительного вида на подоконнике укрощали эту продуманность и делали кухню почти уютной. Глеб подошел к окну и в задумчивости тронул листья растений.

- Это кофейное дерево будет, а рядом диффенбахия. В супере стояли со скидкой. Чахлые, конечно, но тут уж чего поделаешь. Зато хоть что-то живое тут будет. А то это у тебя тут больше на бактериологическую лабораторию похоже, чем на жилое помещение.

Глеб вздрогнул и посмотрел на Макара, стоявшего совсем рядом с ним, почти прикасавшегося к локтю и напряженно поглядывавшего то на растения, то на Глеба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза