Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

Вновь переведя взгляд за окно, Глеб подумал, что впервые за долгое, долгое время он не боится называть его по имени. Раньше это было больно, просто вспоминать, просто позволять его имени всплывать в памяти. Это было словно воспаленным следом от слишком усердно раскаленного, а затем слишком сильно прижатого тавра. Глебу подчас не нужно было даже глаз закрывать, чтобы вспомнить, но именно вспоминать он и не хотел – его имя жгло внутренности. А сейчас он даже был в состоянии улыбнуться, вспоминая его. Острая, пульсирующая, рваная, непредсказуемая боль ушла, оставив легкий зуд. Наверное, давно надо было посмотреть в глаза тому, что он так усердно отгонял от себя столько времени, поблагодарить его за то, что они были вместе, что он принял Глеба со всеми заморочками, что пытался устроить совместный – восхитительное слово – совмест-ный – быт, подстраиваясь, частью даже жертвуя. И отпустить. А самому жить дальше.

Он растерянно заморгал глазами, пытаясь скрыть от себя самого подозрительно защипавшие глаза. Больше года он варился в своей печали и даже привык и сроднился с ней, ощущая ее неотъемлемой частью себя, упиваясь, наслаждаясь и самонадеянно пытаясь укротить. Она и сопротивлялась, оказываясь в своих яростных и непредсказуемых порывах куда сильней его. Глеб вспомнил те многочисленные случаи, когда он задыхался, в толпе увидев стройного светловолосого человека со знакомой княжеской осанкой, как он боролся с чернотой перед глазами, ловил взгляд и беспомощно отводил глаза, снова убеждаясь, что это не он. Он напомнил себе о журналах по дизайну интерьеров, которые Денис самозабвенно скупал и изучал, чтобы превратить стены, пол и потолок в уютное и обустроенное жилище, и которые долгое время лежали мертвым грузом – тема была Глебу совершенно неинтересной, а расстаться еще и с ними он был не в состоянии. Теперь эти журналы использовались по прямому назначению, и Глебу было нисколечко – нисколечко не жаль. Ну ладно, после первых пятидесяти случаев. Но он вообще консервативен, а с Макаром перемены врываются в его жизнь слишком быстро, чтобы иметь возможность к ним подготовиться. И Глеб усмехнулся, найдя взглядом телефон. Время близилось к полудню, и Макар, категорически настроенный первым сдавать экзамен, должен был с ним разобраться.

Глеб посидел еще немного, просто держа чашку у носа, а затем одним глотком выпил ее содержимое. Кофе остыл и горчил чуть сильнее. Осторожно поставив чашку на блюдце, Глеб взял телефон и набрал номер Макара.

- Да! – Макар рявкнул в трубку; Глебу показалось, что он куда-то бежал.

- Отвлекаю? – флегматично поинтересовался он. А уголки его губ, правый чуть больше, левый чуть меньше, привычно приподнялись в усмешке.

- Я, блин, как лошадь в мыле! Как будто кругом других местов не осталось! Все сюда ломятся, не успеваешь нифига! И ты понимаешь, первоклашки сдали первую серьезную сессию, и туда же! Деловые, аж прям застрелиться! Кроме них же никто такой подвиг не совершал.

Глеб выслушивал короткие очереди фраз, которые Макар ему выстреливал, и широко улыбался, слишком хорошо представляя, как возмущенно торчат в разные стороны его вихры, как гневно двигаются брови и рот, как негодующе торчит нос.

- А ты сам таким не был? – беспечно спросил Глеб.

- Я, между прочим, праздношатающимся по разным кафе никогда не был, - яростно огрызнулся Макар; Глеб отметил, что фоновой гул голосов сменился чем-то, отдаленно напоминавшим тишину. – У меня ни времени, ни денег не было.

- Беда, - сочувственно вздохнул Глеб.

- И не говори, - самодовольно отозвался очевидно воспрянувший духом Макар. – А ты чего звонишь?

- Поинтересоваться, как прошел твой экзамен.

- Нормально. Сдан, стипендия будет. Так что я теперь вольный фрукт.

- Я рад, - улыбнулся Глеб.

- А уж как я рад! – тут же отозвался Макар. – Ладно, слушай, теть Наташа не особо возражает, когда по телефонам в смену говорят, но это совсем не хорошо. Ты домой нормально? Или опять по своим презентациям тягаться будешь?

Глеб засмеялся.

- Ну вот чего ты ржешь? – возмущенно заворчал Макар. – Чего я смешного-то сказал?

- Немного задержусь на работе. Честное слово, на работе! – он даже приложил руку к груди в клятвенном жесте.

- Это хорошо, - отстраненно отозвался Макар. – Тогда до вечера. Пока!

Глеб едва успел попрощаться с ним перед тем, как услышать короткие гудки. Отложив телефон и отставив подальше чашку, он только успел повернуться ко столу и углубиться в бумаги, как дверь распахнулась и вошел Тополев. Глеб вскинул голову, подозрительно глядя на него. «Постучать не забыли?» - явно читалось у него на лице. Тополев умильно приподнял брови, своим невинным видом отвечая безмолвно: «Ой, простите, я больше не буду». Кедрин скептически качнул головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза