Я учился жить... (СИ)

Ванная была заперта изнутри, и Макар направился на кухню. Свет включать он не хотел – в комнате было достаточно светло от уличного освещения, и он нагнулся над раковиной, прижимая мокрые ладони к горевшим щекам. Он постоял немного, согнувшись над раковиной, чтобы дать воде стечь с лица, и заметил краем глаза, что кто-то вошел на кухню и начал медленно и неотвратимо приближаться к нему. Макар осторожно втянул воздух и узнал туалетную воду Ясинского. Он повернул голову и посмотрел на него, настороженно и угрожающе.

- Опять нахаляву джакузи принимаешь, Макарушка? – тихим глухим и рокочущим голосом произнес Ясинский. Макар выпрямился и прищурился.

- Так ведь за твой счет, Стасинька, - интимно промурлыкал Макар, замирая и напряженно следя за ним. Ясинский на ощупь дотянулся до рулона с бумажными салфетками, не глядя оторвал квадрат, смял его, чтобы бумага стала мягче, и осторожно промокнул его щеки, лоб и подбородок.

- Конечно, - прошептал Ясинский, - конечно.

Макар приоткрыл рот и затаил дыхание, обуреваемый самыми разными чувствами, но Ясинский отшвырнул салфетку и, постояв безмолвно и посмотрев на него, развернулся и ушел. Макар бессильно прислонился к мойке.

Дело близилось к полуночи, в квартире оставались самые стойкие, но и они постепенно собирались домой. Макар решил помочь самым ответственным одногруппницам и хозяину прибраться в квартире, упорно игнорируя тяжелый и недружелюбный взгляд Ясинского. Когда осталось лишь выбросить мусор, Стас предложил попутно проводить девушек к метро, а затем вернуться и вынести оставшиеся пакеты. Девушками предложение было встречено с облегчением и благодарностью, и они шли впятером, изредка обмениваясь вежливыми фразами, в основном касавшимися учебы – нейтральная и совершенно невинная тема. Путь назад был куда более напряженным. Ясинский стремился домой, как будто за ним по пятам свора волков гналась, Макар едва поспевал за ним. Стас приоткрыл дверь в подъезд и впустил его, упрямо глядя в сторону; Макар просочился внутрь, задержавшись напротив него на долю секунды, но спохватился и рванул к лифту. Кабинка была совсем маленькой и тускло освещенной. Ясинский все так же угрюмо смотрел в сторону от Макара, скрестив ноги в агрессивно-защитной позе. Когда лифт остановился, он устремился к дверям, упрямо не обращая на Макара никакого внимания. Он отпер дверь и вошел в квартиру, оставив дверь распахнутой. Макар поколебался и вошел.

Закрыв дверь, он пошел на кухню, чтобы взять оставшиеся мешки с мусором. Услышав шаги за спиной, Макар замер, выпрямился, медленно обернулся. Стас стоял в нескольких сантиметрах от него, пристально глядя полыхавшими темными глазами. Макар снова приоткрыл рот; Стас медленно поднял руку и поднес ее к щеке. Макар послушно опустил голову к его руке, и Стас провел большим пальцем по его губам, затем обхватил лицо обеими руками и впился в его губы. Макар облегченно заурчал и запустил руки ему под куртку.

========== Часть 11 ==========

У Макара были удивительные губы. Они были жаркими, обжигающими и проворными, они упрямо требовали внимания и настаивали на подчинении. Стас пытался ухватиться за мысль о том, что этот сучонок тот еще захватчик, чтобы сохранить хотя бы подобие здравого смысла, но все, о чем он мог думать, ослепляло его каждым прикосновением, каждым движением. Макар ликующе порыкивал, срывая с него куртку, пытался прижать к стене, что, учитывая разницу чуть ли не в пятнадцать сантиметров и добрых двадцать килограммов, было непросто. Ясинский не слышал ничего за шумом крови и жарким дыханием, не особо различая, чье оно было, он упивался яростными и требовательными ласками Макара и отчаянно терся о него, вдавливая в себя, словно пытался расплющить, растереть, уничтожить его. Макар выскальзывал для того, чтобы сорвать рубашку с него, неожиданно проворными пальцами расстегнуть на Стасе штаны и забраться в них, издав при этом голодный стон. Движимый одними инстинктами Ясинский теснил его в спальню, послушно избавляясь от рубашки, стягивая майку с Макара непослушными руками – она при этом многозначительно затрещала, и со всей дури сжимая руками его тело. Макар гневно вскрикивал время от времени, когда Ясинский слишком увлекался, и в отместку ощутимо и иногда даже зло кусал его или щипал, злобно шипя: «Придурок, гад», - и подобное. Стас хотел бы сказать хотя бы что-то, но то, что он был способен узнавать слова в потоке звуков, которые издавал Макар, казалось ему подвигом – сам он был способен только на шумное и рваное дыхание и отрывистые стоны.

Стас лежал потом на кровати, в мареве усталости, полудремы и вязкой гнетущей легкости следя за тем, как Макар одевается. Этот жилистый, поцарапанный и помятый бойцовский кот не иначе высосал из него все силы, и в то время как Ясинский лежал, безвольно раскинувшись на кровати, и следил за ним из-под упрямо слипавшихся век, Макар сносился в ванную, потянулся и почти не трясшимися руками застегнул джинсы. Он осмотрел свою яркую майку и основательно пнул Стаса.

- Придурок, - рявкнул он. – Какого хера ее рвать было?