Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

- У тебя очередной приступ нелюбви к жизни? – Макар внимательно оглядел его и нагло вперился прямо Илье в глаза. – Или ты решил соблазнить меня твоими восхитительными кривыми волосатыми ногами, твоей шикарной грудью второго размера и твоим сексуальным брюхом?

Илья задумчиво поскреб подбородок.

- А ты против? флегматично поинтересовался он.

- Я за просто так не отдаюсь! – гордо вздернул нос Макар.

- А за блинчики? – томно промурлыкал Илья.

Макар приблизился к нему.

- А если я соглашусь? – злорадно спросил он.

- Чур меня! – Илья отстранился. – Ладно, ушел я. Буду футбол смотреть. Будешь заканчивать - свистни, чтобы я блинчики напек.

- Посвистуна нашел, - буркнул Макар и вздохнул. – Нет, такое ощущение, что ты специально свое стойло к моему приходу загаживаешь. Смотри не поседей за то время, пока я твои Авгиевы конюшни чищу.

- Работай, работай, мой маленький, но неубиваемый друг, - небрежно помахал рукой Илья и величественно удалился. Макар грозно нахмурился, а потом злорадно ухмыльнулся.

Макар свистнул, когда закончил уборку. Тихонько подкравшись к увлеченному матчем Ильей, заложив два пальца в рот, оглушительно и прямо в ухо. Оказывается, Илья обладал весьма обширным словарем виндиктивной лексики и продвинутыми комбинаторными способностями. Макар, спрятавшийся от гнева в ванной комнате, похихикивал, слушая очередную тираду.

- Юпитер, ты сердишься, - он приоткрыл наконец дверь и высунул из образовавшейся щели свою голову, – а значит… И вообще. Что за претензии? Уточнять надо, как именно свистеть, - невинно сказал Макар, довольно улыбаясь.

- Сейчас я тебя выставлю нахрен, Меркурий хренов, и сам сожру все блинчики, - угрожающе произнес Илья.

Макар грустно осмотрел его фигуру.

- Да, в тебя мой недельный рацион влезет, еще и на пирожное место останется, - печально признал он. – Окей, договорились. В следующий раз буду художественно высвистывать меццо-пиано три зеленых свистка желтого цвета.

- Вот так, - сурово произнес Илья, величественно кивнул головой, поддернул боксеры и пошлепал на кухню. – На мотив пятого каприза Паганини. Метнись в магазин за конфитюрами, посвистун, а я пока тесто разведу.

- Побегуна нашел, - буркнул Макар, но побрел натягивать кеды.

Блинчики были вкусными, а с конфитюрами, чаем и легкомысленно-задушевной беседой – вдвойне. Макар, однако, только что не ерзал от нетерпения, так ему хотелось наконец получить достойный повод для маленькой диверсии. И он его получил. После обсуждения очередного ЧП Илья пренебрежительно сказал:

- Чего ты буйствуешь, Самсонов? В реальной жизни катастрофы случаются зело редко на сто тыщ душ населения. Это же не твоя жизнь, в которую ты эти катастрофы с хомячьим рвением приволакиваешь.

Макар обиженно засопел, но остатки стыда не позволяли ему огрызнуться.

- Кстати, как поживает твоя жизнь? – с интересом посмотрел на него Илья. Макар засопел еще усердней и буркнул:

- Сволочит.

- И что бы это значило?

- Что значило, что значило. Нет, ты представь: этот придурок Ясинский только что чуть ли не в вечной любви признаться готов был, а тут на тебе, уже тягается по разным злачным местам и вообще ведет себя неподобающе.

Макар обиженно выпятил нижнюю губу и потянулся за предпоследним блинчиком.

- И с кем он ведет себя неподобающе? – вежливо поинтересовался Илья. Макар вцепился в него испытующим взглядом; на его счастье, Илья смотрел строго перед собой и совершенно не обращал внимания на Макара.

- А я знаю? – хмуро поинтересовался Макар. – Но блин, эсэмэсочки, звоночки, чмоки-чмоки… Тьфу, - пренебрежительно сплюнул он. – Никакой верности в человеке!

Илья тут же повернул к нему голову.

- Уж чья бы корова мычала, Самсонов, - раздраженно протянул он.

- Да он по жизни кобелем был! – возмутился Макар. – Весь первый курс кобелил направо и налево! Только что по девкам был, не по парням, а так только успевай юбки оправлять!

Илья повернулся ко столу и задумчиво снял последний блинчик с тарелки. Намазав конфитюром и торжественно свернув из него рулончик, он отправил его в рот.

- Ой беда-беда-огорчение, - наконец изрек он.

- Хотя вообще их можно понять, - задумчиво изрек Макар. – Он же, стервец, красивый, и если сильно постарается, еще и за умного сойдет.

Илья угрожающе посмотрел на него, скрипнул зубами, но промолчал.

- Хотя старается больно редко, - печально признал Макар и посмотрел на Илью грустными глазами страдающего запором бассета. – Больше за него стараются. Ну или за возможность подержаться за… – Макар замялся, - руль. Да, именно руль.

Илья с шумом втянул воздух.

- Заткнулся бы ты, рыжий, - процедил он и резко встал. Макар удовлетворенно посмотрел на него.

- Что, тоже подержаться хочется? – ехидно выдал он.

Илья резко развернулся к нему и нагнулся.

- Собрал свои манатки и пошел домой. Быстро, хорек хренов! – прошипел он. Макар довольно заблестел глазами и осторожно отодвинулся от него.

- Он действительно кобелил по полной программе, - произнес он нисколько не виновато. – Но кажется, исправился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза