Мама отчитывает меня за то, что я поздно вернулась с вечеринки – до какого фильма с канала «Лайфтайм» мы теперь докатились? По крайней мере, она вроде не замечает, что я пьяна.
– Ты пьяна? – продолжает она кричать шепотом.
Черт.
– Нет. Я выпила всего одну бутылку пива.
А потом еще одну бутылку, стопку и снова пиво. Мне бы не хотелось ссориться, когда ей скоро уезжать, так что в голове сам собой рождается отличный план:
– Слушай, мам. Завтра у нас нет занятий. Почему бы нам не провести этот день вместе? Только мы.
Какое-то время мама раздумывает, глубоко вздыхая и начиная ходить из стороны в сторону.
– Ладно, – наконец произносит она, и я вздыхаю с облегчением. Я даже и не подозревала, что задержала дыхание. – Только ты и я. А теперь нам пора спать.
Эвелин собрала нам корзину для пикника. Хотя земля еще влажная после вчерашнего дождя, сидеть на покрывале, по ее словам, будет не так уж плохо. И теперь мы с мамой, расположившись на вершине травянистого холма с видом на дом Эвелин, поедаем сэндвичи с маслом и ветчиной (на деле они оказываются не такими жирными) и картофельные чипсы ирландской марки «Тэйто». Я вдруг понимаю, что никогда не видела, чтобы мама ела чипсы.
– Для тебя это что-то новенькое, – замечаю я.
– О чем ты?
– Ты ешь чипсы! Ешь сэндвичи!
Моя мама из тех женщин, которые нарезают ломтиками огурец и красный сладкий перец, складывают их в лоток с органическим хумусом и берут с собой на работу. Такая уж у нее странная натура – все контролировать, включая рацион.
Сегодня в воздухе пахнет по-другому: чувствуется легкий аромат мульчи, но в основном океана. Мое настроение улучшается с каждым вздохом.
– Просто я смирилась с судьбой! – говорит она и откусывает от своего сэндвича приличный кусок. – Кстати, никогда не пробовала ветчину с маслом.
– На удивление вкусно, да? Помню, такие же маленькие сэндвичи были у… – Я осекаюсь, но поздно. Мама жестом просит договорить. – У папы на свадьбе. Прости, я не хотела…
– Нора, все нормально. Правда.
Я ей, конечно, не верю, но она хотя бы держит себя в руках. Собрав наши вещи, мы уже спускаемся обратно к коттеджу, когда мама вдруг останавливается и в молчании смотрит куда-то вперед. Я тут же вспоминаю времена после папиного ухода: я возвращалась из школы домой и обнаруживала ее сидящей на диване, тупо уставившейся перед собой в экран телевизора, где крутили какой-то рекламный ролик.
– Нора, – наконец выговаривает она.
Я чувствую, что сейчас что-то будет. Она снова заведет песню, как ей тяжело после папиного ухода и как будет еще тяжелее после моего отъезда в колледж. Я с трудом сглатываю и жду. Будто дар речи потеряла.
– Как ты смотришь на то, – она тщательно подбирает слова, ее профиль озаряет солнце, – чтобы я задержалась в Ирландии еще на какое-то время?
Я ничего не отвечаю и принимаюсь водить ладонью по ивовой ручке от корзины. Мама тут же добавляет:
– Просто мы с Эвелин хорошо ладим, и мне так приятно проводить время с тобой.
– А как же… то есть разве тебе не нужно обратно на работу?
Ее лицо мрачнеет – она явно недовольна моей реакцией.
– Я уже договорилась с ними. Все нормально.
– Ты… уже с ними договорилась.
Больше я ничего не говорю и иду к дому. Как она так может? Манипулировать людьми и ситуацией, чтобы все оборачивалось в ее пользу? Мое путешествие превратилось в ее отпуск самопомощи, послеразводную терапию, личное «Ешь, молись, люби».
И я смеюсь. Это все, на что я сейчас способна. Смеюсь горько, в голос, гогочу, как диснеевский злодей, и, швырнув на землю корзину, которая тут же катится по склону, словно глупый ребенок из детского стишка, разворачиваюсь.
– Ты серьезно? – говорю я. – Значит, ты просто задержишься. Просто задержишься. – Я повторяюсь, потому что в моем мозгу будто пластинку заело, и теперь одни и те же мысли снова и снова вращаются по кругу. – Ты вообще понимаешь, что делаешь? Ты вертишь мною как хочешь. Опять.
– Нора, ты раздуваешь из мухи слона.
– Я НИЧЕГО НЕ РАЗДУВАЮ! – уже кричу я. – Сначала ты приехала сюда, а теперь еще хочешь задержаться… и меня это должно устраивать? Будь ты на моем месте, тебя бы тоже это устроило?
Пасущаяся на соседнем поле корова, явно напуганная моим криком, вскидывает голову.
– Я думала, у нас все начало налаживаться, – слишком спокойно произносит мама. – Думала, мы нашли взаимопонимание.
– Дедушкино путешествие – это отдельная история. Но в программу я записалась сама и нахожусь здесь для того, чтобы работать. – Я готова разрыдаться. – Мне очень-очень нужно сосредоточиться, и я не могу сейчас… переживать или отвлекаться на кого-то. А ты даже не поддерживаешь меня!
Она замирает и, к моему удивлению, берет меня за обе руки.
– Обещаю, я не встану на пути твоего творчества. Я знаю, что в ОМХД тебе нужно работать, и не буду тебе мешать. Просто так здорово уехать из Эванстона, отдохнуть. Я не помню, когда в последний раз ездила в отпуск! Знаю, Нора, тебе это нужно, но и мне – тоже.
Она бросает на меня умоляющий, полный надежды взгляд, и я понимаю, что попала.