Я увожу к отверженным селениям

Как я на своего барбоса посмотрю?.. Раньше верила ему, что преступников он изводит... А нынче?! Вы такая... и еще жен щина та, что кольцо самое дорогое за старуху чужую не по жалела... Если б вы сразу сказали мне о кольце, когда выха живали меня в тот раз, Мишка б руку к нему не протянул.

— Пока я была у тебя, о кольце я ничего не знала. Пришла в зону, Елена Артемьевна сказала о нем. Я возмутилась, по тому что тоже просила капитана отправить ту старуху в боль-пт щу.

— И вы за нее просили?! Кто ж она такая?!

— Жена священника.

— Матушка попадья! — всплеснула руками Лиза. — Го ворил мне о ней Мишка... Вы боговерующая, доктор?

— Я в церковь лет двадцать не заглядывала.

— А Елена Артемьевна?

— Не знаю, но наверно тоже давно не была.

— И вы совсем-совсем в Бога не верите?

— Я верю в доброту людей. Верю в справедливость, в со весть людскую. Верю в высший разум...

— Вы книги божественные читали?

267

— Читала, Лиза... Люблю Евангелие, но люди не живут по нему.

■

— Почему ж е вы за попадью вступились? Другой бы док тор продуктов у Мишки попросил, или чтоб на работу его не гоняли. А вы о попадье хлопочете. Я с детства крестик но сила, молитвы знаю: «Верую», «Отче наш», «Живые помощи»

— непонятны они мне: вроде бы по-русски и нс по-русски совсем. В школе крестик сняла. Смеялись надо мной подруги и учителя донимали, выгнать из школы грозились. Я в душе уважаю боговерующих, но в вашем положении просить за по падью не стала бы: самой кусок нужнее.

— Я обязана помочь человеку... Долг у меня такой.

— Тоже скажете — долг! Хорошему врачу сунуть надо.

В войну все голодные. И врач есть-иить хочет. Я по отцу знаю: давала я за него докторам.

— Мало таких врачей, что берут. Есть, но мало, — горячо возразила Любовь Антоновна.

— Пусть будет по-вашему. Только я при своем мнении останусь... А еще за кого вы просили?

— В тот раз больше ни за кого. Сегодня — о Елене Ар темьевне говорила.

— За хозяйку кольца? Будь я даже на вашем месте и то б за нее попросила... И больше ни за кого?

— Почему же? Капитан имеет право отправить в больни цу пятерых...

— За кого еще, если не секрет?

— За Риту. Я говорила тебе о ней.

— И правильно сделали. Испохабят ее тут жеребцы ока янные, как ту девушку. Пускай отдохнет в больнице, попра вится. Вы о пятерых сказали, Любовь Антоновна, — напомни ла Лиза.

— Какие мы женщины любопытные... Все хотим знать. Я

просила капитана о Кате.

— Тоже девушка?

— Ей двадцать семь лет, девятый год в лагерях.

— В тридцать седьмом ее арестовали?

— Да.

— Кем же она работала?

— Телятницей.

268

— За что ж ее судили?

— Председатель колхоза заглядывался на нее, она его про гнала. Вскоре случилась эпидемия...

— Мор на скотину напал?

— Да, Лиза. Y Кати пять телят от болезни погибло, а пред седатель за старое счеты с ней свел, отомстил. Он обвинил Ка тю в том, что она специально отравила телят. Десять лет ей дали.

— Неужто и вправду так было?

— Я ей верю, Лиза, как самой себе.

— Она подлизывается к вам, наверно? Хитрая... Помнит, что доктор когда-никогда пригодится.

— Нет, Лиза. Вчера, когда Аню принесли из побега, она надзирателей не побоялась, закричала на меня...

— Мне лейтенант передал ее слова. Она меня с собакой сравнила... За дело! А вас-то за что? Разве вы Рекса прокля того лечить станете? Почему заступаетесь за нее?

— Катя любит людей. Сегодня всю ночь не спала, Риту на коленях держала, за мной и за Еленой Артемьевной уха живала. Y Кати туберкулез в открытой форме. Навряд ли она выйдет из лагеря живой. Это я тебе как врач говорю. Сама на ногах не держится, а чужим людям помогает...

— Вы не подумайте на меня плохого, Любовь Антоновна.

Я на Катю зла не держу. Постою за нее, хсак за вас. Просьба у меня к вам, Любовь Антоновна. Возьмите омуль с собой!

— Я не понесу его в зону.

— И незачем вам утруждать себя. Мишка понесет и отдаст вам у вахты.

— Он мне не нужен, Лиза. Я не хочу, чтоб на меня пальцем указывали. Скажут заслужила... а за что? ты сама понимаешь лучше меня.

— Вы на днях в больницу уедете.

— Это не выход. Я — женщина, боюсь пересудов. Злое сло во сильно бьет.

— А вы им рот заткните.

— Как?

— Я помяла, Любовь Антоновна, что вы сами омуль есть не станете, побрезгуете... Поделите его... Кате дайте, Рите, Еле не Артемьевне и тем, кто послабже. Оголодали они, побалуйте

269