Я увожу к отверженным селениям

калекой остался. Я думала иногда, почему с лагерниками не по закону поступают? Мишке говорила: если они людей убивали, расстреляйте их, но не мучайте. Мишка одно ладит: служба, велели, приказали... Я — винтик. Черная кошка меж нами года два назад пробежала. Он в то время начальником мужской ко мандировки служил. Не утерпелось мне поглядеть, как заклю ченные живут. Зашла я на вахту, надзиратель меня в зону про водил. Встретила одного мужика заключенного. Опухший весь, глаз не видать. Я спрашиваю его: работать, знать, не хочешь, что с голоду опух? Знала я, что тем, кто работает, побольше пайки дают. Он мне и отвечает: «Восьмой день хлеб не везут...

соленую воду пьем, вот и пухнем». «Как же так, — говорю, — вам каждый день пайку дают». «Обязаны давать, да не дают, — отвечает заключенный, — подвоза нет... Потом сразу за восемь дней хлеб отдадут до последнего грамма. Люди с го лоду обт>едятся — и мрут... Приходите после хлеба, посмотри те, сколько человек за зону вывезут». Крепко поругались мы в тот день с Мишкой. Больше меня в зону не пускали. Вскоро сти перевели Мишку оттуда. Я так думала: преступники они, да ведь я-то не палач... Наказывают не так, а если так надо, то пусть другие наказывают, а не Мишка. Его самого совесть грызет, да деться ему некуда. Пока война шла, боялся на фронт пойти. А теперь лагеря боится, чтоб не попасть туда самому. Остыла я к нему, а после Шуры совсем невзлюбила...

А тут еще вы... Опротивел он мне, мочи моей нет...

— О-го-го-го-го! — раздался за окном громкий крик.

— Мишка вертается! — встрепенулась Лиза. — Мы угово рились, чтоб он голосом знать дал, когда вернется.

— Вволю наговорилась? — развязно спросил капитан, вхо дя в комнату.

— Мы-то наговорились, а ты, небось, всю пачку иссосал, небо подкоптил, аж черное, — проворчала Лиза.

— Что у вас с рукой, доктор? — спросил капитан, при стально взглянув в лицо Любови Антоновне.

— Стакан разбился, порезалась, — ответила Любовь Ан тоновна, не спуская глаз с капитана.

— Осторожней надо, — пробормотал капитан, переводя взгляд на Лизу.

— Загостилась я у тебя, Лиза, пора идти.

272

— Поздно уже, темнеет.

— Михаил проводит вас. Возьми омуля и понесешь. Y

зоны отдашь доктору.

— Меня не угостила омулем, — упрекнул капитан жену.

— В другой раз поешь... С первым ж е этапом всех, кого Любовь Антоновна скажет, в больницу.

— Чего повторяешь, договорились мы.

— Память у тебя дырявая... Забываешь уговоры... Если что с доктором случится, или с теми, про кого она скажет, Петькой клянусь, плохо будет. Никаких оправданий не приму.

— Слово даю, Лизутка!

— Прощай, Лиза!

— До свидания, доктор! — Лиза подошла к Любови Ан тоновне, крепко обняла и поцеловала ее в голову.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛАГЕРЬ

Отойдя от дома шагов пятьдесят, Любовь Антоновна обер нулась. Лиза стояла у крыльца, не спуская глаз с уходящего доктора.

Всю дорогу капитан молчал. Уже перед зоной он протя нул Любови Антоновне сверток с омулем.

— Послезавтра начальство жду. Из управления, — заго ворил капитан, — сегодня дорогу исправили, значит обяза тельно приедут. Мне знакомый один по селектору намекнул.

Да и без него знаю, что приедут. Чепе у меня в зоне — побег.

Последние три с половиной месяца из глубинки никто не бежал.

— Меня ваше начальство не интересует.

— Это я вам к тому говорю, чтоб вы им на глаза не попа дались, если они в зону зайдут, когда заключенные на работе будут. Ляжьте, укройтесь и не разговаривайте с ними. Лекпом вам даст освобождение по всем правилам. Я сам к нему схожу.

— Хорошо, капитан, я выполню все, что вы говорите.

— Ругаться не вздумайте с начальством или жаловаться на что. Они с вашей жалобой в одно место сходят. Зато как услы шат ругань, сразу ваш формуляр проверят и всех других боль-273

пых. За Воробьеву я не боюсь... За Болдину и попадью — то же: на них никакого внимания не обратят. Серые они... На чальству не нужны. Если в формуляр к Денисовой заглянут или к вам — взгреют меня. Может и с больницей сорваться.

— Не беспокойтесь, капитан, я буду вести себя тихо, — заверила Любовь Антоновна.

— Я надеюсь на вас, доктор... Пока вы с Лизуткой разго варивали, я в зоне побывал...

— Вы на поляне сидели... Когда же успели сходить? — деланно удивилась Любовь Антоновна.

— Не притворяйтесь, доктор. Не умеете вы... Я приказал, чтобы вашим... подругам принесли воды и передал им от себя лично две буханки хлеба.

— Лагерного?!