Я увожу к отверженным селениям

— Ты молодая, здоровая... Перевыполнишь норму — боль шую пайку дадут. Мне кусочек отломишь... Раз-другой-третий...

Вот и в расчете будем.

— Y меня кружится голова, Любовь Антоновна. Не знаю, как и работать дальше. Сейчас с вами говорю, а раньше, пока

276

вас не было, совсем память потеряла. Сижу на нарах и не могу понять, где я. Забыла даже, как папу звали... Плакать хочется...

— Без слез! Дня через два тебя в больницу отправят.

— Меня ?

— Тебя, Катю, Елену Артемьевну...

— Ефросинья Милантьевна вон какая больная...

— И ее тоже.

— Это вы сделали? — Прозрачные глаза Риты, полные любви и преданности, смотрели на Любовь Антоновну.

...Глаза... как два родника... чистые, милые, доверчивые...

Я заплачу... Нельзя! Повторится приступ... Какой она ребенок!

Я обязана владеть собой! Обязана!

— При чем тут я? — Глухо возразила Любовь Антоновна.— Я не начальник лагпункта. На вахте случайно слышала... Ка питану дали выговор за то, что он держит в зоне больных.

— Так это... не вы? — недоверчиво переспросила Рита.

...Она хочет видеть меня доброй волшебницей. Приласкать бы ее, поцеловать... Какая радость, что она со мной...

На мгновение Любовь Антоновна увидела другую девуш ку: избитую, окровавленную, плачущую... и керзовый сапог собашника на изувеченном трупе Ани. И Риту могут так же...

Нет! Нет! Страстно кричало сердце. А память неумолимо вос крешала то, что видели глаза за последние восемь лет. Да! Да!

— властно твердила она и ей вторил разум: Могут! Могут!

Не могут! — захлебывалось сердце, споря и с памятью, и с ра зумом.

— Не вы? — в третий раз спросила Рита дрогнувшим го лосом.

— Не я! И пожалуйста не задавай глупых вопросов.

— Любовь Антоновна, вы давно пришли?

— Проснулась, Катя? Как раз вовремя. Жаль, Елена Арте мьевна спит...

— Ошибаетесь, Любовь Антоновна. Я тоже проснулась.

— Вот и чудесно. Сейчас угощу вас копченым омулем.

Только пожалуйста без вопросов: откуда омуль, кто дал.

— А все-таки? — не утерпела Катя.

— Ежик ты, Катюша!.. Отвечу... Родился омуль в реке Ангаре или на озере Байкале — точно не знаю... Поймали его рыбаки, — шутливо заговорила Любовь Антоновна.

277

— Вы и так разговаривать умеете? — удивилась Катя.

— По-всякому дети говорить научат: то им сказку по читай, то расскажи что-нибудь о богатырях... Двое их у меня было... Я любила шутки... Кушайте! Жаль, ножа нет.

— С работы придут — жестянку найдем, — утешила Елена Артемьевна.

— Дорога ложка к обеду, — усмехнулась Катя, разламывая хлеб.

— Пить... пить... — чуть слышно попросила Ефросинья.

— Сиди, Катя! Я сама. — Любовь Антоновна зачерпнула из ведра воды и поднесла к горячим губам Ефросиньи.

— Дождаться бы... — прошептала Ефросинья, напившись, — дождаться бы...

— Кого вы ждете? — спросила Любовь Антоновна, укла дывая больную.

— Их... баптисток... Псалмы... Шестипсалмие не прочтут...

Порядка не знают... — Ефросинья затихла.

Елена Артемьевна с трудом проглотила хлеб. Катя понуро опустила голову. Рита попыталась подняться, но лицо ее вне запно побледнело, руки бессильно повисли, ладони разжались, и кусочек омуля, Катя все же исхитрилась его чем-то разре зать, выскользнул из открытой ладони и упал на пол. Елена Артемьевна и Катя одновременно подхватили Риту и положили ее рядом с Ефросиньей.

— Ей худо? — дрогнувшим голосом спросила Елена Ар темьевна.

— Пройдет! — отрезала Любовь Антоновна. — Подними голову, Рита. Пей! Я тебе приказываю! Ну! Учти: если ты по теряешь сознание, когда нас повезут в больницу, на вахте ни кого не примут, отправят всех назад в зону.

— Почему? — прошептала Рита.

...Что придумать?.. Сумею ли?.. Лишь бы поверила... Y нее неясное сознание... Она ждет... Только страх за других спасет Риту... Щенок я, а не доктор... Я не умею лгать... Если сказать ей... Поверит ли?

— Я два раза лежала в лагерной больнице, — медленно заговорила Любовь Антоновна, словно собираясь с мыслями.

«Неправда, я не была там», — Вновь прибывших больных опрашивают на вахте. Если среди них есть хотя бы один человек без сознания — возвращают всех. — Кажется, пове рила... Открыла глаза... слушает...

— Куда? — в голосе Риты прозвучали тревога и страх.

— Туда, откуда привезли... Мне и Елене Артемьевне трудно работать... Катя больна, и гораздо хуже, чем ты. Я скажу тебе, голубушка, что у тебя просто расшалились нервы. Будь твер же! Не куксись от каждого слова — и через месяц выздоро веешь. Нс забывай о Кате и не вздумай подвести нас.

Рита плохо улавливала смысл слов Любови Антоновны.