Я увожу к отверженным селениям

— Поленом по горбу облегчат... Мало — и по башке до бавят... Полковник — дядька добрый...

— Откуда ты знаешь, что полковник приехал?

281

— Видела...

— Вот интересно, зачем?..

— Свататься к тебе приехал...

Многие женщины молчали. На их лицах, освещенных яр ким светом костров, можно было прочесть два нехитрых же лания — поужинать и лечь спать. Минут через тридцать, когда в зону завели последнюю бригаду, с вахты вышел полковник.

Его окружали два лейтенанта и солдаты. Полковника Любовь Антоновна узнала сразу, да и как ей было забыть своего па циента. Солдат и лейтенантов она видела впервые. Очевидно, все шестеро приехали с полковником из управления лагеря.

Оглядев заключенных, Гвоздевский брезгливо поморщился, по жевал губами и, помолчав, отрывисто спросил: — Жалобы есть?

Женщины несмело переступали с ноги на ногу, зябко ежи лись и поглубже втягивали головы.

— Жалобы есть? — раздраженно повторил полковник.

— Посуду не дают, — выкрикнул звонкий девичий голос.

— Ко мне, кто кричал, — распорядился полковник.

Из рядов женщин вышла Лида.

— Она со мной в одном вагоне ехала, — чуть слышно про говорила Любовь Антоновна.

— Пропадет девка, — ахнула Катя.

— Встать как положено! Почему выкрикиваешь с места?

— спрашивал полковник, не повышая голоса.

— Гражданин начальник, я... без посуды... Есть не из чего...

Без баланды сижу... Воды не напиваюсь... — невнятно бормо тала оробевшая Лида.

— Фамилия? Статья? Срок?

— Васильева, гражданин начальник... Статья пятьдесят во семь десять, срок тоже десять...

— Что десять?

— Десять лет, гражданин начальник...

— Еще какие жалобы есть у тебя? Ты говори, не бойся. Я

специально приехал, чтоб беспорядки выявить. Правду ска жешь — тебе лучше будет, — мягко уговаривал Гвоздевский.

Лида осмелела.

— Нас этапом двадцать дней гнали, и не мылись мы всю дорогу. Сюда приехали — тоже в баню не сводили. Женщины

282

говорят, что три месяца в баню не гоняли... Вши заедают... Кло пов полно... Нам чаще надо мыться, чем мужчинам... Сами знаете, женщинам труднее без воды... — разоткровенничалась Лида.

— И кормят, наверно, плохо? — сочувственно вздохнул полковник.

— Картошка нечищенная в супе... Не получишь и такого без посуды...

— А матрасы мягкие?

— Разве нам матрасы положены? — удивилась Лида. — Мы на голых досках спим.

— Ай-ай-ай, как нехорошо. Работа тяжелая? — вкрадчиво расспрашивал Гвоздевский.

— Землю копаем, лес валим, пни корчуем... С работы при дешь грязная, сами видите, какие мы, а в бараке воды напиться нет. Слово скажешь — быот.

— И даже быот! Как они смеют! — возмутился полковник.

— Три дня назад с побега принесли одну женщину, — совсем осмелела Лида, — собака ее порвала, а они нас смотреть заставили.

— А еще что случилось? — задушевно расспрашивал пол ковник.

— Боюсь, что накажут меня, когда вы уедете.

— Никто не посмеет, слово даю, — заверил Гвоздевский.

— Три дня назад, когда женщину с побега принесли, на чальник лагпункта ударил одну старушку.

— За что?

— Она его вором назвала.

— Все понятно. Помолчи, Васильева, а я с начальником лагпункта поговорю, — ласково попросил Гвоздевский. — Что же вы, капитан, девушку обижаете? Считайте, сколько она пунктов обвинения против вас выдвинула: воды не даете — раз, могли бы ежедневно поить их лимонадом, или уж лучше портвейном. Как твое мнение Васильева, что лучше: портвейн или лимонад? Не торопись, подумай, потом подскажешь мне.

В баню не водите — два. Разве вам трудно, капитан, построить для этих несчастных женщин пару великолепных мраморных бань? С буфетом, с картинами при входе. Квасом угощайте,

283

когда попарятся. А еще лучше — шампанским. Вы этого не делаете — спите. Посуды нет — три. Я не советую вам кор мить заключенных на золотых тарелках, нет, капитан, это совсем не обязательно, серебряные блюда тоже хороши для них. В супе картошка нечищенная — четыре. Что вам стоит кормить их куриными котлетами? Неплохо и жареный индюк, но женщинам он явно вреден: клюется и цвет лица портит.

На голых досках спят — пять. На перинах они должны спать, на пуховых перинах. Тесно в бараках — шесть. Для каждой заключенной отдельный дворец постройте. Вши — семь. Как они смеют тревожить ваших дам?! — в карцер всех вшей! По триста грамм хлеба на каждую — и пусть знают, кого кусать.