Я увожу к отверженным селениям

Суну ему хлеба ломоть, омулька, когда разживусь, он обе ими руками пихает все в рот, проглотит и заново просит. Слю ни пускает, плачет, длинный он вымахал, костистый, а в уме совсем поврежденный. Как я одна по нынешним временам напасусь на такую ораву?! За Петьку душа болит, а тут Коля и отец. Отцу жиры нужны, чтоб внутрях залить болячки. По карточкам-то дают — кот наплакал. С утра до ночи работала, а не подниму их четырех. Петька вкусненького просит, а где его, вкусное, взять? Михаил приехал, каялся, плакал, молил меня. Стыдно ему от друзей, смеются над ним, что я ушла, да и любит он меня. Клялся, что не по своей охоте на такое дело пошел. «Пойми, Лизутка, — говорит, — откуда бы мне знать, что у Кузьмы брат на семьсот десятой сидит? Сверху мне сказали, они же и придумали, как с ним лучше поступить. С

них тоже спрашивают за беглецов, особенно за контриков. Вот и вышло указание такое. Y меня хвост нечистый, за восемь лет работы всякое бывало. Не согласился бы я, самого бы в лагерь упрятали. Я же не честного человека, врага убил и по мощника его. Все равно бы Кузьму судили за помощь брату.

Почему следователь, что дело вел, не объявил охотникам, что Кузьма с контриком тем братья? Начальство знало, что они братья, я знал. А следователь слепой?» «Может, и вправду следователь не знал ничего», — спрашиваю я Михаила. «Если не знал, значит начальство ему не сказало, — говорит Михаил, — а не сказало, потому что не выгодно им. Не сам я это дело проклятое придумал! Не сам!! Разве мне нужно было нос совать в чужую командировку?! Своих забот хватает. Да и не своими руками я сделал все... Я к Шуре и к Кузьме пальцем не притронулся». «Ты научил, а Малявин сделал, — говорю я, — оба виноваты». «Заставили научить... Все равно Кузьму в лагерь бы посадили«, — твердит Михаил. А я ему говорю: «Ты одно заладил: Кузьму-Кузьму... вроде там никого другого не было. А Шуру и ее ребеночка тоже в лагерь бы посадили?»

«Сидят же с детьми, слышала, небось», — говорит Мишка.

«Сидят, да не убивают их детей. Как от груди мать отнимет ребенка — и в детдом забирают его». «Какая радость ребенку в детдоме?» — спрашивает Михаил. «Так что ж, — говорю ему, — лучше убивать его?» «А ты бы хотела, чтоб я в лагерь по шел? Начальство б само сказало воралц кто я есть, избили бы

263

они меня до смерти». Три дня уговаривал меня Мишка. Пере силила я себя, поехала. Петьку с собой не взяла, боязно: вдруг охотники про Шуру дознаются. Он у мамы живет, она за ним присматривает. Помогаю я семье. В прошлый месяц ездила к ним, шесть пудов солонины отвезла, медвежатины... Денег даю...

сытно живут они... Я и омуля за Мишкины деньги на базаре купила, отец-то больной совсем, не рыбачит. Вернулась сюда и до сих пор покоя себе не нахожу... ночью со страху часто просыпаюсь: не лезет ли охотник в окно — от них не убере жешься... они и среди белого дня убьют, не побоятся. После Шуры охотники взлютовали на политических. Y них вести как пожар лесной бегут. Вся тайга о Шуре знает. Теперь как прослышат, что политический убежал — все дела бросают и за нихМ в погоню. Живым в зону не приводят... никто от них не уйдет...

— Что ты наделала, Лиза? Сколько жизней невинных от няли — и ты молчишь! Как ты живешь с ним?!

— Не спрашивайте, доктор... Когда он в постель лезет ко мне — чисто гадюку холодную за пазуху суют... Не хотела я ребенка от него... Грех большой, Любовь Антоновна, а не хо тела...

— Ты веришь, Лиза, что политические убивают жен на чальников?

— Верила, пока вас не встретила. Думала, что со зла они могут все сделать. Охотников не тронут, а начальство не по щадят... Они ж тоже люди... Y политических столько злобы к нам накопилось, что выплеснись она наружу, всех бы нас за давила. А теперь поговорила с вами — и сомневаюсь в мыс лях своих прежних. Если б защищать стали своих, когда я про Шуру сказала... Не мучайте меня, Любовь Антоновна... Я и так о Шуре терзаюсь...

— А о людях? О тех, кого убивают?

— Их тоже... жалко... теперь... когда вас узнала. Только, может, вы одна такая?! — безнадежно вздохнула Лиза.

— В лагерях есть люди лучше меня.

— Страшно, если так. Я почему на Мишкино бандитство сквозь пальцы смотрела? Думала, поделом вору и мука... Спа сли вы меня. Вчера услышала, что избил он вас, вся ходуном заходила. Мишка и слушать меня сперва не захотел... Я ему

264