Я увожу к отверженным селениям

— завопила Аська и мертвой хваткой вцепилась в волосы Безыконниковой.

— Отпусти, Аська! — прикрикнул конвоир.

Аська неохотно разжала пальцы.

— Кто скандалил из-за воды? — строго спросил конвоир.

— Она! Безыконникова! Весь вагой подтвердит! — выпа лила Аська.

— Доложу начальнику охраны.

— На Аврору докладывай, начальник! — голос Аськи сор вался на крик.

— Кроме нее не на кого, — согласился конвоир, — ш-ша!

Чтобы мне без звука! Услышу что — на три дня воды лишу.

Закрывай двери! — распорядился конвоир.

— Не бойся, Рита, — прошептала Аська, когда шаги кон воира заглохли вдали. — Я с этим мусором по петушкам давно живу.

— По петушкам? — удивилась Рита.

117

— Дружим мы, — рассмеялась Аська, — он у меня на крючке...

— На каком крючке? — не поняла Рита.

— Трудно тебе будет в лагере: ничего ты не понимаешь...

Знаю я о нем кое-что... Побоится он на меня стучать — вот это и значит «на крючке». В случае чего мы с ним дотолкуемся...

— Чего ты сексотка подслушиваешь?! Под нары! — прика зала Аська Безыконпиковой.

Аврора бессильно скрипнула зубами.

— Я не посмотрю, что ты Аврора. Тоже мне — крейсер.

Я сама линкор! — лютовала Аська, наступая на Безыконникову.

— Не троньте ее, Ася, — тихо попросила Елена Артемьевна.

— А вы чего за нее вступаетесь? Жалеете? — удивилась Ася.

— Она человек обманутый, верит сама, что по правде поступает... Или сомневается в чем-то, самом сокровенном для нее, — задумчиво пояснила Елена Артемьевна.

— Эта обманутая всех продавать готова... И вас... и меня...

Она вам в лагере покажет! Там ее за доносы кормить будут.

— Не сомневаюсь, Ася... И все же не троньте ее. Y Авро ры злобы много накопилось.

— Так что ж, на пас ту злобу выплескивать? — глухо спросила Ася.

— За драку весь вагон воды лишат, — ни к кому не обра щаясь, сказала соседка Варвары Ивановны. Голос ее, глухой и тоскливый, прозвучал негромко, но Рита знала, что к словам этой седовласой женщины прислушивается даже неугомонная Аська.

— И то правда... Не тронь дерьмо, оно не воняет, — не охотно согласилась Ася.

— Почему вы вступились за Безыкопникову, Прасковья Дмитриевна? Жаль ее или...

— Испугалась? Чего мне бояться, Варвара Ивановна? Ше стой десяток доживаю. С моим здоровьем — больше восьми лет не протяну. Это вам любой врач скажет... Я и сама врач...

Мне ли не знать своей участи... Шутники наши судьи, чаро деи... — невесело рассмеялась Прасковья Дмитриевна.

— При чем тут судья? — недоумевала Варвара Ивановна.

118

— Они мне жизнь продлили, — пояснила Прасковья Дмит риевна.

— Вы шутите?

— Ничуть. Медицинские светила приговор мне вынесли: восемь лет от силы проскриплю и — ad Patres, к праотцам, в могилку... А осудили меня на двадцать пять... Семнадцать лет лишних подарили... Живи, старуха, помни нашу доброту. Ка кому Гиппократу двадцатого века такой подвиг по плечу? А

нашим судьям все легко. В молодости мне посчастливилось беседовать с Кони, великий юрист был. Помню, сказал он: «Я

как первоприсутствующий кассационных департаментов сена та могу, если согласятся мои коллеги, отменить несправедли вый приговор. Но как член Медицинского совета — а в те годы Медицинский совет был высшим врачебным учрежде нием в России — и буквы одной изменить бессилен из приго вора, что вынесут ваши коллеги. Смерть кассаций не прини мает». — Прасковья Дмитриевна замолчала и грустным взгля дом окинула собеседницу.

— А как же с Безыконниковой? — помолчав, спросила Варвара Ивановна.

— Ах, какая вы право... Не сердитесь, голубушка. Пони­ маю, что вы от печальных мыслей пытаетесь отвлечь меня...

За людей страшно... Кроме нас с вами, в вагоне еще около ста женщин, у них семьи, дети. Мне терять нечего, а им? Жалею Безыконникову? Как сказать... Такие фанатички, как она, нико го не пожалеют... Сколько людей плачут из-за нее! Она своих единоверцев не пощадила, на них доносы делала за то, что они мало сажают людей. Перестаралась... Однако Елена Ар темьевна ее правильно поняла. Безыкониикова — палач и жерт ва. Она свято уверовала, что борется за лучшую жизнь. И