Рита побежала по искрящейся радуге и оглянулась кру гом. Рядом с ней, совсем в двух шагах, трепетала звездная тро пинка. Золотые миры теснились вокруг. Она легко и изящно наклонилась, взяла в руки звездочку и услышала голос, чудес ный, как сказочная музыка: «Отпусти». Рита бережно разжала ладонь, и звезда, нежно вздохнув, вспорхнула ввысь. Побежим, Рита, с нами! Как высоко... А где же земля? Ее не видно... Рои веселых звезд закружили Риту в хороводе стремительного тан ца. Они взлетают ввысь или падают в бездну? Но разве узнаешь, куда мчатся звезды? Рита летела вместе с ними, радостная и счастливая. Она плыла по звездному морю, купаясь в сиянии его волн, пила музыку неведомых миров и мчалась за искри стыми подружками своими. Они бежали по дороге вечности и никто не был властен остановить их бесконечный бег. Рита не заметила, когда исчезла звездная тропа. Боздонный черный колодец обступил ее. Стен не видно. Но холод их коснулся лица Риты. Наверху пустота... Ничего! Внизу тлеет синий ого нек. Там копошится что-то... Паук! Лицо мужчины... Гладкие дряблые щеки... Острый нос... Вместо глаз наполовину отруб ленные пальцы. Рыхлый белый живот горой жира свисает
229
вниз... А толстые как бревна лапы скребут что-то невидимое.
Одна из лап с раздвоенной на конце клешней потянулась, схва тила Риту и чей-то голос прокричал: — Вставай!
Рита с усилием разомкнула склеившиеся веки. В глаза ей ударил свет поднесенного к лицу фонаря.
— Руки давай!
Ослепнув от яркого света, Рита машинально протянула руки. Лязг! Стальные браслеты наручников сомкнулись вокруг кистей. Рита инстинктивно отдернула руки и в ту же секунду услышала сухое металлическое пощелкивание: щелк! щелк!
щелк! Сталь вгрызалась все глубже. Боль становилась не стерпимой.
— Не шевели пальцами, — прошептала Катя.
Руки Риты неподвижно замерли. Но стоило ей сделать хотя бы слабое движение и наручники со злобой отвечали: щел к-щел к-щел к...
Выходя из карцера, она споткнулась и чуть не упала на землю. Рита испуганно взмахнула закованными руками, бессо знательно ища, за что бы ухватиться. Щелк! щелк! щелк! — мстительно и злорадно пели наручники. Они усердно залива лись тупой и грозной трелью, сотканной из боли и страха.
— Что, девка, не пробовала таких? Хо-хо-хо! — коротко хохотнул надзиратель, подталкивая Риту в спину. — Наручни ки-то ав-то-ма-ти-чес-кие, — последнее слово он произнес с яв ным наслаждением и гордостью. — Сами защелкиваются! Побу дешь в них часа три — кровь захолонет. Руки оттяпают. К
калекам в зону отошлют! Не бзди, девка! Y них в зоне житуха — я те дам! Жри, спи и не работай! Веселую жизнь устроим!
Второй надзиратель шел молча. Шумно посапывая носом, он искоса поглядывал на болтливого сослуживца. В зоне еще было светло. Рита шла, не поднимая головы. Y самых ворот, меж ду кухней и вахтой, стояли женщины, выстроенные четырех угольником. Рита заметила их тогда, когда ее и Катю вплотную подвели к живому каре. В забытые давние годы в такие четырех угольники строили солдат перед сражением, а сегодня выстро или женщин, молодых и старых, больных и здоровых, покорных и ненавидящих. Заключенные по приказу надзирателя рассту пились. Посредине четырехугольника в пустом пространстве
230
стояли начальник лагпункта, лейтенант, собашник и трое над зирателей. Риту и Катю подвели к ним. На земле, у ног собашника, лежала мертвая Аня. Взбухшие от крови лохмотья сви сали на землю. Кровь запеклась. Тонкие лоскуты и ленточки, это все, что осталось от платья, затвердели как высохшая кора давно срубленного дерева. Горло разорвано почти до позвон ков. Левая щека и губы вырваны, так что обнажились розовые десны. Вместо глаз — пустые глазницы: на каждый глаз собаш ник не поскупился истратить по две пули. Зубы выбиты, почер невший язык вывалился наружу.
Y правой ноги собашника лежал глухо ворчащий Рекс.
Голова пса была перевязана чистым бинтом, шерсть поднима лась дыбом. Левую ногу собашник поставил на обнаженный живот Ани. Время от времени он с мстительной радостью и удовольствием ожесточенно вытирал грязную подошву сапога об израненное тело мертвой женщины.