— Положь ее... пусть очухается. — Косолапов с легкой до садой развел руками и тело Риты упало на землю.
— Болдина Катерина?
— Да, гражданин начальник!
— Как фамилия этого кострожега?
— Ярославлева, гражданин начальник.
224
— Утром на перекличке уточню. Соврала — накажу тебя.
В карцер Ярославлеву... — капитан немного подумал и доба вил, — Болдину — тоже... для верности. Остальных кострожегов по местам! До утра не спускать с них глаз!
Катя помогла Рите подняться, обняла ее, но Рита, сделав два шага, снова села на землю. Y нее мучительно болела шея и не было сил идти. Рита не помнила, дошла ли она в карцер сама, или Катя донесла ее на руках. В карцере Катя бережно положила Риту на холодный земляной пол. Когда за надзирате лем захлопнулись двери, Катя попыталась поднять Риту, рас тормошить, но Рита лежала неподвижно. Лишь слабое дыхание говорило о том, что Рита еще жива.
— Сомлела, — вздохнула Катя, присаживаясь на пол. Она приподняла Ритину голову и осторожно положила ее на свои колени. Проходили минуты, часы. Над зоной забрезжил рас свет, но в карцере было темно. Глухо и монотонно шумел дождь. Рита, убаюканная его печальной музыкой, спала на коленях у Кати. Веки спящей слабо затрепетали. Рита вытя нула ноги и, попытавшись поднять голову, застонала. Катя дремала, прислонившись к стене спиной. Услышав Ритин стон, она встрепенулась.
— Больно?
Рита, схватившись за шею, застонала громче. Ее золотистые длинные ресницы медленно распахнулись. Еще не очнувшись от забытья, Рита недоуменно и пристально посмотрела на Ка тю и, словно не узнав ее, повернулась к окну.
— Шею ломит... Где мы?
— В карцере, Рита.
— Аня убежала?
— Кто знает? Покуда не поймали... Говорила я ей, что осенью попусту бежать... не послушала.
— Когда же лучше?
— Весной. А самая пора — летом. Грибы, ягода всякая пойдет. Осенью дождик обманный. В болоте воды прибывает...
Охрана стережется. В тот раз жгли костры, собашник носа не показывал, дрых он... Сапожищами громыхает... Дознались, поди, — торопливо шептала Катя.
В камеру вошел капитан.
225
— Воробьева! Ты Ярославлевой быть захотела?! — на этот раз обычное спокойствие изменило ему. Он кричал, брызгал слюной, пиная сапогом Риту и Катю. — Ярославлева сбежала!
Ярославлева! А не Голубева! Получайте! Получайте! Это вам в задаток! Приволокем Ярославлеву в зону, сполна получите!
— пригрозил капитан на прощанье.
Катя смотрела в окно сухими, без слез глазами. Рита, вздра гивая всем телом, прижималась к Кате, словно ища у нее защи ты и спасения.
— Не поймают Ашо... Уйдет она... уйдет.
— Уйдет... — тускло и бесцветно повторила Катя. — Били кого-то... кровь. — Она указала на темно-бурые пятна, раз брызганные по стене. — Кровь!.. — заплакала Катя, еще крепче обнимая Риту.
А Н Я
Аня шла, не оглядываясь и не останавливаясь. Еще в зоне она насушила сухарей. Хлеб резала заржавленной жестянкой.
Дождавшись, когда все заснут, Аня тайком раскладывала клек лые ломти на нарах и к утру они подсыхали. Вчера вечером она незаметно припрятала заплесневевший хлеб. Теперь она лишь изредка ощупывала размокшие сухари — не потерять бы — и упрямо шагала вперед. Все глуше и глуше тайга. Иногда она натыкалась на упавшие стволы деревьев. До утра Аня пе релезала через них, расцарапывая руки, ноги, лицо. А когда рассвело, осторожно обходила, там, где это было можно и не отнимало много времени. Ливень радовал Аню. Она понимала, что чем дольше он будет идти, тем больше у ней надежды живой выбраться из тайги. После пожара тайга стояла без молвная и притихшая. Пламя только краем коснулось этого таежного уголка. Оно не успело сожрать его. Напуганные звери бежали в страхе перед жадным огнем. Деревья поднимали к небу почерневшие обугленные ветви. В полдень Аня присела на небольшой поляне, достала сухарь и с наслаждением съела его. Ныли усталые ноги, болела голова, еще вчера Аня почув ствовала легкий озноб. Сердце билось гулко и часто, как набат ный колокол. Озябшее изнуренное тело просило тепла и отдыха.
226
Посижу малость и пойду... Дремлется... Заснешь — не про снешься... Ай никак собака где лает?! Она!! Аня вскочила на ноги. Спотыкаясь и падая, она не видела перед собой ничего.
...Гав! Гав! Гав!!! разорвал таежную тишину собачий лай, злой и настойчивый. И голоса: они звучали совсем недалеко.
— Тута болото... Однако, бойся, начальник!
— Спущай пса, начальник!
— Не отпущу! Рекс дороже!