Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Г-н X: — По двум причинам. Во-первых, совершенно ясно, что это скрытая цитата из книги Бытия.

Лакан: — В начале Бытия, в третьем стихе, стоитfiatlux, собственно — va'omer. Вовсе не dabar, ava'omer. Это нечто даже прямо противоположное.

Г-н X: — Да нет же! Совсем не противоположное! Лакан: — Объясните мне, в чем.

Г-н X: — Существует раввиническая традиция, которая этот третий стих Бытия субстантивировала, сделала из него некую сущность, выступающую в роли посредника между Творцом и тварью. Сущность эта и есть Речь, по аналогии с другой, именуемой Премудростью. Но что совершенно бесспорно, так это то, что во всей библейской традиции начисто

отсутствует концепция ratio, то есть логоса в греческом смысле. Именно это показал Бультман, который очень глубоко этот вопрос проанализировал. Концепции вселенной в библейской традиции не существует. В ней начисто отсутствует представление о неизменном, раз и навсегда определенном законе, который связывал бы все воедино, — а ведь это и есть смысл греческого логоса, рациональности мира — мира, который рассматривается как целое, в котором все взаимосвязано, все совершается по законам логики. Для евреев есть совокупность вещей, небо и земля, и тому подобное. Но они никогда не мыслят в концепциях статических, эссенциалистских.

Лакан: — Неужели, прослушав мою лекцию, Вы полагаете, что, говоря о радикальном символическом порядке, я имею в виду некий розыгрыш мест, некое исконное предположение, некое первоначальное гадание, что всякому детерминизму, всякому рациональному понятию о вселенной предшествовало? Это ведь, если можно так выразиться, Рациональное прежде всякого соединения его с Реальным. Вы полагаете, что я имею в виду именно это? Четыре причины, принцип достаточного основания и тому подобное барахло?

Г-н Х:- Но когда Вы говорите: в начале был язык, то звучит это как проекция в прошлое нашей сегодняшней рациональности.

Лакан: — Дело не в том, что я говорю. Это не я, это евангелист Иоанн.

Г-н X: — Но он этого не говорит.

Лакан: — На помощь, отец Бернерт, — мы сейчас попробуем освидетельствовать филологическое образование г-на X. Что представления о вселенной замкнутой, как буква О, — представления, в систематическом виде развиваемого Аристотелем, — у семитов не было, — да, с этим я согласен.

Г-н X: — Существенно то, что у них все находится в движении и никакому рациональному закону не подчиняется. Все, что происходит в природе, — это отголоски Божественной речи. Эта вселенная не детерминирована, не рациональна; она, если хотите, исторична, в ней все происходит по чьей-то личной инициативе.

Лакан: — Да, но это не значит, что она рациональна, ведь модулируется она все-таки речью.

Г-н X: — Я сказал бы, что она не знает категории сущности.

Лакан: — А Вы, отец Бернерт?

О. Бернерт: — Я изучал когда-то Писание, как и все.

Лакан: — Знаете ли вы, что пишет некий Бернет?

Г-н X: — Да.

Лакан: — Он изучил первый стих Евангелия от Иоанна очень тщательно. Я не успел, с тех пор, как Вы мне сделали это возражение, найти его текст, но вывод, по крайней мере, я помню. Он пишет, что за логосом Св. Иоанна кроется, по-видимому, арамейское теттrа.

Г-н X: — Это то же, что dabarпо-еврейски. Это тот же dabar, но несколько субстантивированный, раввинический, о чем я уже говорил.