Бахметьев поначалу не придал значения тому, что Олеся пытается флиртовать с Вершининым. Казалось, что её отчаянная попытка вызвать в нем ревность, даже забавляла его. Ведь от него не укрылись ни быстрые взгляды украдкой из-под ресниц, ни стремление придвинуться поближе, дабы создать видимость интереса, ни томные вздохи, призванные привлечь внимание поручика.
Игра эта была ему хорошо знакома, а потому особого интереса не вызвала, лишь лёгкий всплеск раздражения, словно зуд от комариного укуса, безболезненный, но неприятный.
Беспокойство появилось лишь тогда, когда он случайно заметил искорку неподдельного интереса к своей невесте в небесно-голубых глазах самого Вершинина. Впрочем, Константина Григорьевича граф всегда считал человеком разумным и трезвомыслящим, и пока поручик не сделал ничего предосудительного. Следовательно, и беспокоиться было не о чем.
Но всё же. Разве не случалось такого, что люди благоразумные, не склонные к драматическим эффектам и порывам, вдруг совершали совершенно безумные поступки под влиянием чувств? Взять хотя бы и его самого. Ежели бы ещё полгода назад кто-либо сказал ему, что он поедет в глубинку разыскивать сбежавшую от него девицу, а по возвращению перевернёт весь Петербург в её поисках, он бы рассмеялся в лицо тому человеку, кто осмелился бы предположить подобное! А вот, поди же, и поехал, и искал, правда, поиски не дали результатов, и руки совсем опустились.
При воспоминаниях о Вере, больно кольнуло в сердце. Тоска безысходная, неотвязная его спутница в последние дни, вновь вкралась в душу, притушив краски вечера. Всё вокруг сделалось вдруг тусклым и пошлым. Все эти визиты, ухаживания — всё стало мелким и незначительным, вызывающим скуку и омерзение. Он сам себе был противен, потому как сидел в этой гостиной в чужом доме и делал вид, что в его жизни ничего не случилось, тогда как случилось то самое, чего всегда старался избегать, отрицая даже саму возможность подобного.
Говорят, что с глаз долой — из сердца вон. Да только не вышло. Не в этот раз. Прежде со временем забывалось, а вот нынче все не так. Два месяца уж минуло, как он последний раз виделся с Верой, а сердце с каждым прожитым днём болело всё сильнее, всё сильнее тосковало по той единственной, что сумела пробраться в него, завладев им целиком и полностью. Кто бы мог подумать, что графом Бахметьевым вдруг овладеет тоска сердечная? И негде было укрыться от этой тоски, что выматывала душу, отравляла само его существование на этом свете. Хоть волком вой, да всё без толку. Ничего нельзя изменить и сознание того неимоверной тяжестью лежало на душе.
Мрачная задумчивость Бахметьева не укрылась от взора mademoiselle Епифановой. Переменившееся настроение графа от ироничной весёлости до глубокой меланхолии, Олеся приписала на свой счёт и мысленно поздравила себя с тем, что она, похоже, выбрала верную тактику в поведении.
Потеряв интерес к происходящему, Бахметьев засобирался домой. Туда, где можно было бы вволю предаваться собственным грустным мыслям, и никто бы не стал ожидать от него напускного веселья и натужного желания вести остроумные беседы. Вершинин, будучи впервые в гостях в доме на Пироговской набережной, также был вынужден покинуть общество девиц Епифановых вместе с графом Бахметьевым, поскольку столь короткое знакомство не позволяло оставаться там без его сиятельства.
После ухода молодых людей, Олеся поднялась в свои покои. Она осталась очень довольна прошедшим вечером, потому как считала, что ей в полной мере удалось то, чего она так страстно желала: вызвать ревность Бахметьева. Тихонько напевая все тот же романс Булахова, mademoiselle Епифанова готовилась ко сну. Горничная вытащила шпильки, удерживающие замысловатую причёску, и взялась расчёсывать медово-рыжие локоны хозяйки, но Олеся выхватила из рук девушки щётку, и, отпустив ту взмахом руки, принялась сама водить ею по волосам, любуясь собственным отражением в зеркале.
Дверь тихо скрипнула, и Натали, облачённая в старый фланелевый капот, тихонько проскользнула в комнату сестры. Присев на край разобранной постели, Наталья не сводила глаз с Олеси.
— Ну, говори, — вздохнула Олеся, отложив щётку и поворачиваясь к сестре.
— Pourquoi? (Зачем?), — тихо поинтересовалась Натали.
— Что зачем? — недовольно нахмурилась Олеся, не желая говорить на тему спектакля, что она устроила вечером в гостиной, стремясь увлечь Вершинина и потому, делая вид, что не понимает, о чём её спросила сестра.
— Зачем ты пытаешься увлечь Константина Григорьевича, Олеся? Неужто не знаешь, что за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, — поджав губы, спросила Наталья.
— Полно, Натали. Никого я не пытаюсь увлечь, — отмахнулась Олеся. — Разве моя в том вина, что ты ему не приглянулась?