Я вам не ведьма!

С самого первого дня нашего знакомства мы сцепились языками. Но я, кажется, все же нашла повод поискать общий язык. Или предлог.

Иногда это одно и то же.

К Марке я Бонни не взяла.

Не потому что я ее стыдилась или вроде того; просто не хотела, чтобы ее случайно задело осколками тех пушечных ядер, что Марка захочет метнуть в меня.

К тому же, честно говоря, со всеми этими расследованиями и учебой мы с Бонни немного отдалились друг от друга. У нас было все больше разных курсов, часто мы возвращались в разное время и такие уставшие, что сил хватало только обменяться парой слов и лечь спать.

Ну и… мне бы пришлось объяснять, зачем мне мириться с Маркой, а значит – рассказать, что мне все-таки интересно, что за слухи гуляют о тетеньке, а тогда об этом узнает Щиц и, может быть, даже Элий – Бонни с ним общалась, я видела их как-то раз вместе после нашей с Элием ссоры.

Не то чтобы Бонни не умела хранить секреты… просто я никак не могла научиться доверять людям полностью.

Не знаю, плохо это или хорошо – у меня совсем недавно появилась первая настоящая подруга, но почему-то никто не дал мне по ней руководства, что, как я считаю, говорит о возмутительно плохом сервисе, и очень жаль, что никто не может обязать Господа рассматривать все поступающие жалобы.

Поэтому к Марке я пошла одна.

Ну, то есть не совсем «пошла». У нас был урок рисования, на который Бонни не ходила с тех самых пор, как преподавательница приняла ее козу за бревно, и на нем я решительно поставила свой мольберт рядом с мольбертом Марки.

Надо сказать, Марка рисует великолепно. Рядом с ее рисунками моя мазня выглядит… ну, пожалуй, на все те три урока, что выдержала та гувернантка, которую мой папенька выписал, чтобы меня научить рисовать.

На первом я научилась рисовать яблоки, к третьему поняла, что блик – это важно. В общем, рисую я еще хуже Бонни, но, к счастью, это не обязательный курс. Я его взяла, чтобы, пока погода еще позволяет, дышать свежим воздухом и делать домашку по всякой скукотище, которую в комнате делать решительно невозможно.

Если честно, я даже немного помедлила с разговором, потому что увлеклась наблюдением за разлапистой елкой, обретавшей объем под Маркиной кистью. Даже придвинулась поближе. Марка тоже елкой увлеклась настолько, что даже не заметила моего маневра с мольбертом.

Но потом она случайно задела локтем белила, и, вот поганый характер, краска из баночки выплеснулась прямо мне на платье.

Я не заорала.

У меня-то есть Щиц. Щиц вполне способен справиться с белилами на платье. Не отстирает, так в котле поколдует. Это ж не шенский шелк, а дурацкая шерстяная форма академии, чего тут вопить?

Но хотелось.

Очень хотелось.

Но я пришла с миром. Поэтому я старательно думала о том, какой Щиц искусный прач. Прачка. Стиральщик.

Марка покосилась на мое платье, а потом подняла глаза на меня. Вот пока она меня не увидела, готова была извиниться; но стоило ей заприметить мою рыжую косу, у нее вдруг раз! И лицо скукожилось в обычное кисловато-пренебрежительное выражение.

– Что ты тут делаешь? – спросила она, тщательно процеживая слова.

– Щиц отлично стирает вещи, – брякнула я.

Мы немного помолчали. Марка вертела в пальцах кисть.

– Передник надевать надо, – буркнула она.

– Ну, я тут не рисую, а домашку делаю, – сказала я и с удивлением поняла, что, кажется, оправдываюсь.

Вот он, искренний аристократизм – обляпать, а потом заставить чувствовать себя виноватой!

Но я усилием воли подавила мигом вспыхнувшее раздражение.

– Бог с ним, с платьем, – поспешно добавила я, – у меня нет проблем с новыми платьями. На мой дебют папенька заказал десять платьев у десяти разных модисток, в том числе и в столице, а я выбирала.

Я была в растрепанный чувствах, поэтому действовала так грубо.

– И?.. – спросила Марка, уже даже не пренебрежительно, а зло.

– А у тебя был дебют, Маркарет?

– Я ходила в платье, которое досталось моей маме от ее бабушки, а той…

– Прости, меня не учили, как на это реагировать: я должна восхититься древностью твоих корней или сочувственно спросить, не расползлось ли это старье во время танца? – не удержалась я. – Хотя если бы расползлось, то это был такой скандал, что тебя бы упомянули в газетах, люблю, знаешь ли, на досуге почитать колонку дебютанток…

– Оно и видно, что кроме этой колонки ты ничего не читаешь, – фыркнула Марка и отвернулась к мольберту.

По отчаянно прямой спине и закаменевшим плечам я поняла: попала.

Впрочем, никакой радости мне это не принесло.

– Слушай, Марка… Маркарет. Я не… как-то само вырвалось, – сказала ее затылку, – ты начала первая, и я хотела бы это прекратить, понимаешь?

– Нет.

– Ну хоть завидуй молча! – рявкнула я шепотом. – Тетеньку-то зачем в это втягивать?

– Тайе Акату Дезовски? Кто бы мог подумать, что вы родственники. Точно не я, газетами не увлекаюсь, – фыркнула Марка и соизволила ко мне полуобернуться.

Я скривилась.

– Слушай, давай так: я могу купить тебе это дурацкое белое платье, и перчатки, и вот это вот все. Под солнцеворот я все равно поеду организовывать бал. Будет у тебя все красивое, может, даже жених. А ты закончишь вот это вот все.