Я вас не слышу

Все шло своим чередом. Гуле исполнилось восемь месяцев, она росла активной девочкой, хорошо развивалась, пыталась уже ходить, вовсю вставала в кроватке. Хлопот доставляла Наде много, но и Надя наконец-то очнулась от своей спячки и уже ждала сентября, чтобы выйти на работу.

Молодые жили между собой дружно, Марии не в чем было упрекнуть зятя. С работы спешил, по дому помогал. Ужинали они всегда вместе, дружно, по-семейному.

В тот день все было как обычно. Уложили Гулю спать и пили на кухне чай.

– Бате машину покупаем, так что получку теперь почти всю туда отдавать нужно, – Юра сказал об этом буднично, отламывая кусок от свежего сочника.

Мария аж поперхнулась:

– А жить на что будете?

– Так вы же хорошо получаете. Прижмемся чуток. В конце концов мои вон какой оравой живут, не хнычут.

– Так зачем же машина ораве? Не влезут, поди, – Мария устала слушать просторечные высказывания зятя и отвечать ему языком литературным. Нужно отвечать точно так же – может, он свой язык поймет лучше.

– То есть вы, мама, не хотите помочь моему отцу?

Мария тут же встала в стойку. Куда только делась вся ее благодарность зятю – примерному семьянину. Себя не переделаешь: можно спрятать истинные чувства глубоко, но при первой же возможности они снова окажутся на поверхности. И почему, собственно, она должна молчать? Сейчас же речь идет именно о ее жизни!

– Ты меня, Юра, абсолютно правильно понял, – Мария пыталась говорить спокойно, но голос слегка дрожал. – С какой стати я должна помогать твоему отцу? У него что-то произошло? Ему не хватает денег на лекарства? Это бы я поняла. А формулировку «ему нужен автомобиль» я не понимаю. Ты уж прости. И потом, вы поженились. Надя с Гулей сейчас на твоем обеспечении, ты за них несешь полную ответственность.

– Мам, ну что ты говоришь? – неуверенно вступилась Надя.

– А что я такого говорю?

– Ну раньше же вы обеспечивали Надю, – чего, собственно, считаться, – Юра не переставал жевать свой сочник. То есть ему казалось, что еще несколько убедительных фраз, и вопрос будет улажен.

– Надю! Не путай! Свою несовершеннолетнюю дочь я обеспечивала. А незнакомого мне дяденьку и его многочисленных родственников я обеспечивать не буду. Так и знай, – Мария не выдержала и слегка стукнула ладонью по столу. Вот! Она предупреждала! Она говорила! Затаился, значит, а теперь началось.

– И внучку свою? – Юра театрально прищурился.

– А я ее не рожала, – Мария с грохотом вышла из-за стола.

Юра тоже попытался стукнуть кулаком по столу, но вовремя передумал, поймав холодный взгляд тещи. Надя сидела, потупив глаза.

– В таком случае мы переезжаем к моим родителям. В тесноте, да не в обиде.

– Это уж как вам больше нравится, – Мария еще раз посмотрела на дочь и закрыла дверь в свою комнату. Ее колотило. Вот оно. Вот то, чего она боялась. Эта Юрина приземленность вылезла наружу. Так, чтобы уже никто не сомневался. А чего она хотела? Он привык жить коммуной, вот и живет себе дальше, включив в коммуну ее и Надю. Ну дела-а! Он ведь как все рассудил: Надя, стало быть, могла бы давать концерты в пользу бедных, Мария работает в администрации комбината, блат кругом, вообще блеск. Ко всеобщей выгоде. Семье родителей, можно сказать, путевку в коммунизм выгодной женитьбой обеспечил! И тут, понимаешь, новоиспеченная мама решила подпортить всю картину. Оказывается, все, что ее, совсем даже не общее, как показалось Юре, а ее, то есть мамино и абсолютно личное. И делиться мама этим ни с кем не собирается.

Утром Юра заявил, что они переезжают жить к его родителям. Надя даже не вышла из комнаты. У Марии на девять часов было назначено директорское совещание, ей некогда было разбираться:

– Ну, раз вы так решили…

Она и не предполагала, что это серьезно. Она надеялась на разумность дочери, на то, что та подумает о ребенке. Мария даже представить себе не могла, что Надя всерьез обиделась за мужа: мать с ним поговорила не в том тоне!

Это уже выяснилось потом, когда через неделю Мария позвонила Соловьевым. Позвонила днем; надеялась, что народу будет поменьше. Трубку, естественно, взяла Люба.

– А чего им сделается. Малая орет днем и ночью, Надежда только и может, что чашки чужие колотить. Привыкла колошматить по клавишам, вот теперь добро переводит. Гуляют они, позже звони, – и Люба повесила трубку.

Мария надеялась, что дочь перезвонит, но, может, Люба ей не передала, а может, Надя сама не захотела.

Дурацкая ситуация. Кого хотел таким образом наказать Юра, кому сделал хуже? Непонятно. И неужели Надя ничего не видит? Или так безгранично любит своего мужа? Непостижимо. Для Марии это было непостижимо.

Утрясется, успокаивала себя Мария, все как-то образуется. Она взяла за правило два раза в неделю звонить, справляться о здоровье всей семьи Соловьевых, спрашивать, не нужна ли какая помощь. Последний вопрос она задавала только тогда, когда к телефону подходила дочь. Любе, понятное дело, она подобных поводов не давала, боясь опять нарваться на просьбу поделиться зарплатой.