Я видел, как живет Италия

Тогда я указываю ему на допущенный хозяином отеля промах — предел его бесстыдства. Уверенный в поддержке приятелей из Туристического бюро, он дошел до того, что начислил себе 15 процентов платы за услуги сверх суммы налога. Непростительная оплошность, если у постояльца скверный характер вроде моего. Волей-неволей господин регистрирует мою жалобу, и я уезжаю, с любопытством ожидая, к каким официальным последствиям приведет мой демарш.

Три месяца спустя получаю письмо. Расследование показало, что в самом деле «секретарь» злоупотребил доверием хозяина. Вышеупомянутого «секретаря» прогнали с работы. Разумеется, о возврате денег ни слова. Не откладывая, я облегчаю душу заказным письмом. Недавно мною получено последнее «официальное» послание: право, это прискорбный инцидент, но «самым неприятным было констатировать, что, кажется, я на них сержусь»[153].

Мафия всегда вооружена. В данном случае она действовала обезоруживающе.

Прежде чем покинуть район, нам остается посмотреть, как добываются каменная соль и сера, а также посетить дом Луиджи Пиранделло.

Каменная соль добывается как нельзя более просто. В горе прокладываются подземные штольни, вырытую породу подают на-гора: она-.то и есть предмет добычи. Ни тебе поэзии, ни романтики, ни обливающихся потом, закованных в цепи, подгоняемых хлыстами рабов. Плохо оплачиваемые рабочие лениво движутся под глянцевитыми сводами. Заряд динамита, далекий взрыв. Тарахтя мотором, проезжает грузовик. Мы следуем за ним. Галереи располагаются одна над другой и спиралью входят в ископаемую соль. Источником света служат фары. Люди ждут с лопатами в руках; насыпают полный кузов, и машина возвращается к пароходу, стоящему под погрузкой в Порто-Эмпедокле.

Небольшая справка: в Италии продажа соли является монополией государства. Население покупает ее у «торговцев табаком». «Sale е tabacchi»[154] — читаем на вывесках. Однако Сицилия — район, где добывается соль, — сохранила свободную торговлю этим продуктом. На острове она стоит от 2 до 10 лир килограмм, на 60 процентов дешевле, чем на материке. Отсюда прибыльность контрабанды. Мне рассказывали о вдове, оставшейся после смерти мужа без средств. Она стала совершать поездки из Мессины в Реджо-ди-Калабрия и обратно. Таможенники знали все, но закрывали глаза, придерживаясь знаменитого принципа: Lasciamoli campa’! Эта мелкая подпольная торговля контрабандным товаром в открытую продолжается добрых пятнадцать лет. Досужие финансовые чиновники подсчитали, что одна только бравая старушка уже перевезла такое количество соли, которым можно было бы загрузить целый товарный состав.

С серой дело обстоит сложнее.

Еще недавно она была источником богатства острова. И вдруг американцы стали навязывать Италии свою серу. В Новом Свете сера добывается открытым способом — ее пласты выходят на поверхность земли. В Сицилии же за ней приходится спускаться все глубже и глубже. Поэтому США могут возить ее через океан и тем не менее продавать по цене, которая вдвое ниже себестоимости серы, добытой на месте. И шахты были закрыты. Но что делать с рабочими? Правительство пошло на уступки и выдало субсидии. Шахты снова открылись. Так что, благодарение господу, хозяева, несмотря ни на что, кладут в свой карман барыши — быть может, и не бог весть какие, но вполне приличные. Что касается шахтеров, то благодаря этому компромиссу они могут по-прежнему заниматься своей отнюдь не единственной вредной работой, применяя допотопные методы добычи. Сегодня, когда угроза закрытия шахт ликвидирована, каждый встречный и поперечный упрекает их в том, что они живут на иждивении у общества, хотя еще вчера они были предлогом для призывов к человечности. А за этой стыдливой дымовой завесой владельцы шахт, покорившись судьбе, подсчитывают доходы и вздыхают: content! amoci! (будем довольствоваться малым). В своем кругу они прыскают со смеху, повторяя довольно простой подсчет: закрыв раз и навсегда шахты и выплачивая ежедневно по тысяче лир пособия безработным шахтерам, государство сэкономило бы 30 процентов субсидии.

К северу от Кальтаниссетты мелкая желтая пыль покрывает апокалиптический пейзаж. Случайные постройки, шаткие, залатанные, торчат на склоне горы, наподобие булавочных головок, воткнутых в подушечку. Это derricks’ы[155] «бедных».

Вооруженный сторож, допросив нас, с недоверчивым видом возвращается к себе в сторожку звонить по телефону. Он пропускает нашу машину, но с подозрением смотрит ей вслед.

Перед строениями, возведенными в низинке, нас тотчас же окружают рабочие — человек двадцать, — бригада, отработавшая дневную смену час тому назад и ждущая выплаты жалованья. Кассир еще не встал после сьесты. Грустная любезность, глаза, в которых французский номерной знак рождает проблески тоски по дальним странам.