Я видел, как живет Италия

Взяточничество? Говоря о нем, я пытался вскрыть его истоки и причины. Демократическая свобода слова и тут сыграла свою роль, позволив напомнить о честности и духовной щепетильности. Конечно, самый ничтожный жандарм все еще вправе тыкать арестованного. Celere[183] по-прежнему разгоняет сборища голодных и ради защиты привилегий так называемых правящих классов бросает свои джипы на людские толпы. Но среди угнетенных есть уже немало таких, которые прозрели и упорно борются со всем, что препятствует прогрессу.

С духом покорности судьбе — уже! — встретились мы и по ту сторону баррикады. В Барлетте у нас состоялась продолжительная беседа с землевладельцем — одним из тех синьоров, которые опомнились от шока, вызванного «преступными законами» об аграрной реформе, засучили рукава и, коль скоро земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает, принялись за дело. Этот смелый человек оказался между молотом и наковальней. Он хочет, чтобы его сыновья учились, такое желание само по себе похвально. Но один из них стремится стать адвокатом, а второй — врачом. Все методы — убеждение и принуждение — ничего не дали. Теперь он знает, что после его смерти в семье не останется человека, готового принять эстафету. «Они», вступив во владение его землей, поделят ее на участки и раздадут поденщикам.

С гримасой неудовольствия и со вздохом сожаления он признает, что справедливости ради земля должна принадлежать тем, кто заставляет ее давать плоды. Он плачет, признавая это, но признает.

Есть прямые следствия такого восприятия этой истины, от которой раньше все отмахивались.

В Италии система накопления и капиталовложений базировалась почти исключительно на землевладении. Трудящаяся и «накапливающая» части населения полуострова были развращены рентами, займами, девальвациями и финансовыми скандалами не меньше, чем во Франции. Мало того, что земельная собственность «придавала вес», она еще и открывала доступ к высшей ступеньке общественной лестницы. Земля поглощала сбережения всех — начиная с крестьян и кончая самыми высокооплачиваемыми представителями свободных профессий. Едва став собственником земли, бывший арендатор ни с чем так не торопился, как посадить на нее нового арендатора. Готовые же землевладельцы мечтали только о «цветочке в венок» — о присоединении новых нескольких гектаров к уже имеющимся землям. Земля и приносила доход, и давала «положение» в обществе.

Теперь обстановка стала иной. По словам нашего собеседника, перспектива новых отчуждений, по примеру прошлых лет, изменила ситуацию. Конечно, он сам мог бы еще при жизни продать свою землю другому хозяину, наследники которого были бы готовы продолжать дело. Однако такой шаг таит в себе немало ловушек и всяких «но».

Прежде всего перед ним встает вопрос, чем заниматься дальше. Он приобрел вкус к труду и к ответственности главы семейства, а отсюда пошла его любовь к земле. Кроме того (и, на мой взгляд, это будет иметь последствия поважнее), он начинает сомневаться в своем долге оставить детям как можно большее наследство. Он досадует на то, что сыновья постепенно уходят из-под его влияния, и размышляет: «Разве они заслужили, чтобы я жертвовал собой для их блага?» Нет, он не собирается менять свою землю на звонкую, полновесную монету, а будет и дальше получать от нее денежный доход.

Деньги? Выплачиваемый банками процент ничтожно мал, а покупательная способность лиры ничем не гарантирована. Конечно, можно скупать акции. Но иметь дело с биржей? У него нет навыка игры на бирже, и он не доверяет другим биржевикам. Что же делать? Выход один — вкладывать капитал в торговлю или промышленность.

Совершенно ясно, что выгоде помещать капитал в земельную собственность настал конец — эта крепость капитализма обложена со всех сторон. И хотя существующее законодательство все еще открывает перед финансовыми магнатами большие возможности, обзавестись землей они не рискуют. Земля — корабль, давший гибельную течь, и крысы уже покидают его.

Воздев глаза к потолку и вообразив, что это небо, наш собеседник предается воспоминаниям о добром старом времени, когда он прилагал столько усилий, чтобы расширить свои владения.

Он наивно признается, что обстоятельства последнего времени постепенно облегчили его жизнь. От-пуски, путешествия, обновки, благоустроенность, твердость в отношении неоправданных претензий детей: «Если им захотелось ездить в университет на машине, пускай сами заработают на нее деньги». Разумеется, он поможет им оборудовать кабинеты, когда они кончат учиться.

Мало-помалу, сам того не желая, он приобщается к более передовой социальной философии. Сменится два-три поколения, и этот бескровный революционный переворот приведет к тому, что «буржуа» перестанут вкладывать свои капиталы в земельную собственность, прекратится эксплуатация крестьянства. Это один из тех фактов, которые повлекут за собой большие последствия и приведут не только к раскрепощению земледельца, но и дадут толчок развитию промышленности.