Я возвращаюсь к себе

Оробевший и смущенный Бертран нервно улыбается. Никто его не предупредил. Он садится в кресло со стаканом мангового сока, Эмилия тут же уточняет, что алкоголя там нет, и делает это так естественно, будто ее нисколько не заботит его прошлый алкоголизм, о котором ее явно предупредили. Он чувствует не осуждение, а что его принимают таким, какой он есть, каким он был. Он смотрит на них и думает, что эти трое счастливы и он не имеет права портить им настроение. И что, быть может, ему тоже перепадет немного счастья. Он не сводит глаз с Эмилии, которая жестикулирует и взрывается смехом в конце каждой фразы, и думает, что она сама – поэма.

О поэзии речь заходит чуть позже, когда Капуцина с Эмилией уходят на кухню заняться последними приготовлениями. Адриан нарушает молчание. Потом это будет труднее.

– Капуцина говорила, что вы пишете стихи?

– Да, бывает. Это меня занимает и помогает привести в порядок мысли.

– Я тоже писал, когда был в Мали. Чтобы подняться над ситуацией, которую сложно было переварить. Жаль, потерял их, когда вернулся во Францию.

Бертран расспрашивает его о боевых заданиях и полевых условиях, о том, вернется ли он в армию. Адриан рассказывает о джихадистах, вертолете, кошмарах и решении пройти переподготовку. Блум обратился в слух – говорят о нем.

Бертран гладит собаку, внимательно слушая ее хозяина. В нем растет нечто сродни восхищению. Он никогда не умел ввязаться во что-то серьезное, он делает свое маленькое дело в своем углу, возвращается домой и ухаживает за своим маленьким садом. Ничего ни у кого не просит и никому ничем не обязан. Но и ничего великого в его жизни нет. А этот парень рассказывает о военных базах, сражениях и ранах, встречах со смертью, возвращении и реабилитации, посттравматическом синдроме, безопасности, оборудовании, оповещении, бомбах, форме и службе.

Капуцина издали поглядывает на них. Может, все и сложится.

Весь вечер она наблюдает за Бертраном. Ее черно-белый дядя постепенно обретает новые краски. Расслабляется и начинает улыбаться. Соглашается взять добавки, хвалит повара. Оставляет место для десерта. Варит кофе. Эмилия ему помогает. С кухни доносится приглушенная музыка. Адриан подмигивает Капуцине. Его мать уже показывает Бертрану танцевальные па. Взяв за руки, учит его двигаться под музыку. Прямой, как палка, он пробует за ней повторять. Она подбадривает, пританцовывая вокруг него. Не перестает смеяться и хвалит, обнимая его.

Они танцевали вместе. Они танцевали…

Глава 83 Украденная сумка

Друг сообщил мне день и время.

Я припарковался на стоянке. Блум сидит у моих ног. Если бы я курил, то сейчас точно достал бы сигаретку.

Я достаточно далеко от входа, меня трудно заметить. Но достаточно близко, чтобы наблюдать.

Наконец он выходит. Спортивная сумка переброшена через плечо. Для промозглой февральской погоды одет слишком легко. Я вижу, как он поднимает воротник куртки. Оглядывается по сторонам, ждет. Как я и предполагал, за ним никто не приехал. Он идет к автобусной остановке. Я командую Блуму: «Принеси сумку!»

Пес срывается с места и в считаные секунды оказывается рядом с парнем. Тот сначала удивляется, но потом узнает его, приседает, чтобы погладить, и сумка соскальзывает на землю. Воспользовавшись этим, Блум хватает тяжелую сумку и трусит к машине. «Эй, отдай!» Сумка периодически падает, Блум тащит ее, подхватывает, бежит быстрее и роняет. Заметив меня, парень переходит на шаг. Они подходят одновременно с Блумом, который плетется, высунув язык.

– Я не был уверен, что тебя кто-то встретит.

– Я справлюсь.

– Залезай, подброшу.

Я перекладываю картонную папку на приборную панель, чтобы он мог сесть, запираю собаку в багажнике и сажусь за руль, он – на переднее сиденье. Трогаемся молча. Что сказать после стольких лет? Что сказать, если чувствуешь себя настолько брошенным и когда садился в тюрьму, и когда выходишь?

– Почему вы все это для меня делаете?

– Заканчиваю одно дельце.

Мы выезжаем на автостраду. Проезжаем мимо тюрьмы. Он смотрит прямо перед собой и оборачивается, только когда она остается позади. За окном мелькают тополя, болота, заправки, торговые центры, машины, грузовики, стоянки, магазины, жизнь. Он пожирает ее глазами, будто пытаясь воссоединиться с ней. Ее много, она так быстро накатывает, это какая-то оргия.

Когда я поворачиваю на съезд, он говорит, что я ошибся, дом родителей не там. Я отвечаю, что мы кое-куда заедем.

Голые поля, первые домики, деревня, мы поворачиваем направо, потом налево. Сиреневая аллея. Я останавливаюсь на другой стороне дороги, напротив учреждения и выключаю двигатель.

– В папке твоя переписка с Альбером. Все статьи, которые он хранил. И письмо, в котором он рассказывает, что видел.

– Почему он ничего не сказал?

– Почему ты ничего не сказал?

– Я не мог, было слишком поздно.