«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

Следствие довели до суда офицеры органов УМГБ. Это неудивительно. Слияние двух министерств – МВД и МГБ, задуманное Берией весной 1953 г., не было доведено до областного звена.

В марте произошло еще одно событие государственного масштаба. 27 марта 1953 г. Президиум Верховного Совета СССР по инициативе Берии объявил амнистию для лиц, осужденных на срок до 5 лет лишения свободы включительно, для стариков, беременных женщин, женщин, имеющих малолетних детей, а также для заключенных, страдающих неизлечимым недугом. Осужденным на более длительные сроки лишения свободы наказание было снижено наполовину. Пункт 7 Указа запрещал амнистировать лиц, осужденных на срок свыше 5 лет за контрреволюционные преступления, крупные хищения, бандитизм и умышленное убийство[548]. Таким образом, дело Данилкина в тот момент не подпадало под амнистию. Все пошло своим чередом.

Молотовский областной суд на закрытом заседании в городе Молотове 31 марта 1953 г. рассмотрел дело Данилкина Михаила Тихоновича, обвиняемого по ст. 58–10 УК РСФСР. В Уголовном кодексе 1926 г. ст. 58 описывала государственные преступления. Она состояла из 14 пунктов. Пункт 10 звучал так: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. 58-2 – 58-9 настоящего Кодекса), а равно и распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев»[549]. Верхнего предела ст. 58–10 не предусматривала. Как правило, по ней суды в начале 1950-х годов выписывали от 8 до 10 лет лишения свободы.

Председательствующей была председатель областного суда В.Я. Хлопина, народными заседателями – Некрасова и Егоров, секретарем – Потапов. Сторону обвинения представлял прокурор И.И. Буканов. Защиту поддерживал адвокат О.Е. Теслер.

Суд длился недолго. Зачитали обвинительное заключение: «В преступной деятельности изобличается вещественными доказательствами – литературными работами и записями антисоветского содержания, заключением экспертов и материалами графической экспертизы»[550].

Данилкин признал себя виновным, но с оговорками. «Формально, юридически я признаю себя виновным, но следствие не разобралось в причинах, побудивших меня писать работы антисоветского содержания»[551]. Далее он их изложил: «После разоблачения Дугадко начались на меня гонения и притеснения. […] я наблюдал, что имеется вредительство на заводах, помощи в разоблачении вредителей мне не оказывали. Когда я критиковал неправильную работу секретаря обкома Хмелевского, то меня еще больше стали преследовать и даже открыто называли антисоветчиком, фашиствующим молодчиком и т. д. Все эти причины сбили меня с правильного пути, озлобили, и я писал свои работы в антисоветском духе». На вопрос защиты Данилкин ответил, что «одним из поводов к озлоблению было то, что мне отказывали в выпуске моего романа “Новоселье”». На предположение суда, что свои антисоветские произведения он сочинял в пьяном виде, обидевшийся Данилкин решительно заявил: «Писал я всегда трезвый»[552].

На протяжении всего судебного заседания Данилкин пытался смягчить приговор. На один из вопросов суда он ответил, что «не все вредно в его работах». Напомнил о своем раскаянии и помощи следствию: «Во время следствия я продумал все, осознал свои ошибки и дал следствию подробные показания»[553].

Прения сторон были непродолжительными. Государственный обвинитель, сославшись на обвинительное заключение, нашел состав преступления по ст. 58–10 доказанным и попросил суд определить наказание в 10 лет лишения свободы. Защитник согласился с классификацией преступления, но попросил смягчить наказание, сославшись на фронтовое прошлое подсудимого. Оскар Ефимович Теслер был, несмотря на свою молодость, блестящим судебным оратором. Иван Иванович Буканов уступал своему оппоненту по всем статьям. Словесная дуэль между прокурором и адвокатом, однако, не состоялась. По спецделам она вообще не предусматривалась ни правилами, ни традицией. К тому же О.Е. Теслер чувствовал себя на этом процессе крайне неуверенно. Ему явно не импонировали антисемитские убеждения подзащитного. В областной коллегии адвокатов в это время разворачивается кампания против еврейского засилья – кампания, инициированная юной комсомолкой. Партийная комиссия обкома в это время занималась персональным делом О.Е. Теслера. Предметом партийного разбирательства было машинописное пособие для выступлений в суде. Теслера обвиняли в том, что в этом пособии обильно цитировались дореволюционные и зарубежные юристы.