По всей видимости, следователь был удивлен, услышав от во всем сознавшегося и сломленного арестанта заявление подобного рода, и немедленно перешел в наступление: «Следствие предлагает дать откровенный ответ на вопрос, почему вы встали на путь антисоветской деятельности». М. Данилкин ответил, что «на путь антисоветской деятельности я не вставал, и речь идет только о моих антисоветских убеждениях». Следователь не согласился: «Вы не только имеете антисоветские убеждения, но и распространяли эти убеждения в своих произведениях и излагали в записях, что является антисоветской деятельностью»[538]
.Допрос продолжался восемь часов. Видимо, прошло много времени, пока М.Т. Данилкин согласился признать свою литературную работу антисоветским действием. Взамен он подробно изложил причины, почему он «встал на путь антисоветской деятельности», фактически повторив тезисы своей статьи «Ответ моим обвинителям»:
были игнорированы, сведены на нет мои политически правильные и с фактической стороны достоверные высказывания в печати о Дугадко, Семченко, Левине, Когане, Ванштейне, Сандлере, прокурорах г. Березники и облпрокуратуры; по-моему, были проигнорированы мои сигналы об антисоветских действиях директора РУ № 22 Акулова и зав. учебной частью Шибанова, по-моему, были игнорированы мои письма в обком КПСС о вредительстве в Березниках, гонении за критику и наличии там антисоветских организаций […] Я потерял веру во все[539]
.И тут же получил отпор: «Ваши показания по вопросу мотивов антисоветской деятельности необъективны и недостоверны, ибо вы не знаете, принимались или не принимались меры по вопросу ваших сигналов о тех или иных недостатках и антигосударственных действиях конкретных лиц, также не можете утверждать и то, что ваши сигналы игнорировались». К тому же следователь не увидел связи между безобразным поведением Дугадко и нападками на Сталина и весь советский народ. Данилкин попытался объясниться: он-де пришел к «неправильному антисоветскому выводу», что «искать управу на таких, как Дугадко, Семченко и им подобные, бесполезно, и что, кроме неприятности и репрессий, это человеку ничего дать не может»[540]
. Заметим, что полемика между следователем и подследственным, случившаяся 15 марта 1953 г., менее всего напоминает допрос. Стороны обмениваются аргументами, стараются убедить друг друга уже после того, как следователю удалось добиться желаемого признания в «антисоветских действиях». К слову, выяснилось, что М.Т. Данилкин не отказался от собственных убеждений и настаивал на прежней своей правоте: я разоблачил заговор в Березниках, судя по фамилиям заговорщиков, еврейский, а должностные лица спустили дело на тормозах. И следователь, к слову сказать, не заинтересовался подробностями или не внес их в протокол.В ходе следствия были сделаны попытки найти состав преступления по другим частям 58-й статьи. Например, обвинить М. Данилкина в организации вооруженного восстания. Мерой пресечения в таком случае был бы расстрел. Данилкин признал, что говорил о возможности вооруженного восстания в СССР. Однако себя из организаторов он категорически исключил, заявив следующее:
Да, признаю, что само по себе это утверждение о возможности вооруженного восстания в советских условиях является антисоветским, но что эта возможность, по моему мнению, существует в реальной жизни и ни в какой мере не зависит от моей записи[541]
.Помимо этого, были попытки приписать Данилкину создание группы, на что также получили решительный отпор: «Свои антисоветские убеждения, о которых идет речь на следствии, я никому не высказывал и ни с кем о них не говорил»[542]
. Это обстоятельство подтвердили все свидетели.