«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

Произведения Данилкина, представленные на экспертизу, являются антипартийным, антисоветским пасквилем на советский народ, на Советскую власть, на Коммунистическую партию. У нас есть много недостатков, партия настойчиво призывает искоренять их, есть еще фальшивые люди-бюрократы, есть и «изверги человеческого рода», убийцы и шпионы, с которыми советский народ, руководимый Коммунистической партией и тов. Сталиным, ведет борьбу. Эти ошибки, недостатки и болезненные явления надо критиковать. Оружием борьбы может быть и должна быть художественная литература и публицистика, но у Данилкина в рассматриваемых выше произведениях – не критика пороков, недостатков, болезненных явлений и отдельных людей, а злобные выпады против Коммунистической партии и ее вождя, против советского государственного аппарата, против советских людей, против всего образа жизни в Советском Союзе[532].

Эксперты аккуратно произвели удаление контекста, в котором только и имели смысл высказывания М.Т. Данилкина. Из убежденного борца за социальное равенство они сделали чучело антисоветчика, клеветника и злопыхателя – убежденного врага Советской власти. Отнюдь не антисемита. Сделали вид, что не заметили рассуждений о «жидовском духе». Видимо, не знали, как к этому отнестись. Вдруг М.Т. Данилкин пишет о евреях резко, но правильно. А может, так писать нельзя. Так что лучше промолчать, не заметить. Присутствие в экспертной комиссии писателя никак не проявилось в тексте «Заключения». Язык использовался газетный, стертый. Эпитеты – устойчивые: если выпады – то злобные; если цинизм – то, естественно, гнусный. В последних строках документа мы находим ссылку на злобу дня: «изверги человеческого рода» – это фигуранты «дела врачей»[533]. От политических писем М.Т. Данилкина заключение отличается гладкописью, отсутствием ударных слов. Перечень преступлений, оснащенный индексами от а) до з), не спасает дела. Впрочем, эксперты с должным усердием выполнили полученное задание. Они сделали важное дело: изготовили резолютивную часть судебного приговора, оснастив нужными цитатами и будущее обвинительное заключение, и речь прокурора.

К 5 марта 1953 г. следствие можно было считать завершенным. Данилкин в присутствии прокурора виновным себя признал; было получено и экспертное заключение об антисоветском и антипартийном содержании всех его произведений. С ним подследственный тоже согласился: «Заключение экспертов принципиально правильно и не расходится с моими показаниями на следствии»[534]. Тем не менее допросы продолжались. Старший лейтенант Фомичев изо дня в день выяснял у подследственного, что антисоветского содержится в тех или иных записях его дневника «Сокровенные мысли»: «Дайте показания по существу ваших антисоветских измышлений». Поначалу Михаил Данилкин пытался сопротивляться: «Я не помню на память, есть ли что в моей записной книжке антисоветского», но потом уступал[535]. Этот диалог происходил поздним вечером в день смерти Сталина, о чем следователь знал, а арестант, скорее всего, нет. И в следующие дни у Данилкина требовали разъяснений по пронумерованным записям в дневнике: «Я признаю также антисоветскими по своему содержанию, или полностью, или в той или иной мере, записи за 1941–1950-е годы – № 220; за 1951 год – № 37, 117, 118, 154…» и далее общим числом – 33[536]. Следователь, как представляется, просто затягивал время. Заканчивать следствие раньше срока в 1953 г., по всей видимости, уже не считалось достижением. И только 15 марта Фомичев решил переломить ситуацию.

Он задал вопрос: что привело подследственного к антисоветским убеждениям? Михаил Данилкин ответил: «Значительная перемена в моих политических убеждениях произошла вследствие неправильного, антисоветского ко мне отношения со стороны ряда должностных лиц на протяжении последних пяти лет, о чем я изложил в моей статье “Ответ моим обвинителям” и в некоторых записях книги “Сокровенные мысли”. Ничего другого к этому я добавить не могу»[537].