«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

Возможность писать в лагере, да еще так много, на первый взгляд кажется необычной. Она объясняется только дезорганизацией лагерного режима в 1953 г. – после смерти Сталина, амнистии 27 марта, ареста Берии. Разрешили одежду «вольного» образца. Прекратили принудительную стрижку «под ноль». В лагере появилась возможность питаться не лагерной баландой, а нормальной человеческой пищей. Посылки, в том числе и книжные, можно было получать без ограничений. Начальство кое-где обращалось к заключенным: «Товарищи!». Все эти вольности коснулись и Данилкина, хотя и в малой мере. Он боролся, а не ходатайствовал. С ним и поступали соответственно. Рукописи конфисковали. Данилкина этапировали в лагерь, расположенный в Архангельской области.

Наряду с амнистиями власти приступили к реабилитации. Пересмотром дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, занимались специальные комиссии. Подобная Областная комиссия рассматривала 24 декабря 1954 г. уголовное дело М.Т. Данилкина. Комиссия дала неутешительное для Михаила Тихоновича заключение: «Приговор вынесен правильно, в пересмотре дела отказать»[565].

Данилкин продолжал писать заявления «антисоветского содержания», за что был снова наказан. Из архангельского лагеря его перевели во Владимирскую тюрьму № 2 с резким ужесточением режима.

Переломным моментом в реабилитации стал доклад Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС в феврале 1956 г., посвященный злоупотреблениям властью в период культа личности Сталина.

Михаил Данилкин обратился с письмом к новому секретарю Молотовского обкома: