Я за тебя умру

30 июня 1939

…В общем, она уступила на корабле, и могу сказать тебе, я боялся, что это с ней впервые. Боялся всего минуту, что она может потерять голову, а нам еще два дня плыть до Шербура. Но хуже всего — она вдруг решила, что все это серьезно, и мне стоило жутких трудов отвязаться от нее в Париже. Ей семнадцать, она в колледже, и, если бы не я, был бы кто-нибудь другой… Как прошло с Элси? Вступил ли в П.С.^{210}, или она все еще втирает, что она католичка^{211} и не может предохраняться? Бери их молоденькими — такая моя теория, по крайней мере, не вляпаешься, как я в апреле… если услышишь, что у нас будет сдвоенная в Харкинесс-Холле, дай мне ночную телеграмму. А когда будешь писать, сообщи о Сладкой Шестнадцатилетней^{212}. Можем обменяться смачными подробностями, если у вас дошло до дела. (Хотел сообщить тебе, что перед отъездом из отечества доктор мне сказал, что у меня все в порядке, но после недели в этом сумасшедшем городе… словом, я больше беспокоюсь за себя, чем за Люси.)

Всегда твой

Уордман (Сосед)

Лоусон Дюбарри заказал номера в «Валедеро-Бич^{213} клаб», где они займутся рыбной ловлей и он узнает, «что новенького у сына». Но он постучал пальцами по письму на столе и сказал себе: «Новенького, да уж» — и мог поклясться, что часа еще не прошло, когда секретарша открыла дверь со щелчком и сообщила, что все-таки час прошел.

— Можете принести мне машинку — хочу сам настучать письмо.

— Вы умеете печатать, мистер Дюбарри?

— Думаю, что умею.

— Только учтите, если сыну, то завтра он будет на «Майами-клипер»^{214}. Письмо с ним разминется.

По его лицу она поняла, что с ним что-то не так, и попыталась скрыть это, спросив о заказе номера в отеле.

— Отложите, — сказал Лоусон. — А, нет, оставьте как есть, как будто ничего не…

Он не стал договаривать. Он чувствовал себя очень одиноким. Не с кем было посоветоваться — тем более с Джорджем. Он с неудовольствием вспомнил начальника скаутского отряда в детстве, который говорил об опасностях «тайного греха» — и о грубом приятеле, который нарочно повел семнадцатилетнего сына в публичный дом. Но Лоусон принадлежал своему времени, в таких вопросах был скрытен, и Джордж это знал — так что в лучшем случае разговор будет мучителен для обоих. У него был другой план.

Медленно и старательно он написал на машинке письмо Уордману Эвансу.

Он начал с объяснения, как получилось, что он прочел письмо, — а потом, не мешкая, перешел к шантажу.