Я за тебя умру

В конце 1935 года Фицджеральд начал цикл рассказов о девочке-подростке. Сверстница Скотти Фицджеральд, Гвен, девочка с «ясными голубыми глазами», живая и любопытная, с интересом к мальчикам, хорошим новоанглийским колледжам, Нью-Йорку, имеет много общего к той Скотти, которую мы представляем себе по хорошо известным письмам Фицджеральда к дочери.

В середине декабря он писал Гарольду Оберу:

«Рассказ [«Несказанно милая»] родился из моего желания писать о детях возраста Скотти… Если в «Пост» он понравится, я хочу написать цикл. Если понравится, пожалуйста, попросите их придержать его до нового [«Жемчуг и мех»], который должен ему предшествовать, как они поступили когда-то с циклом о Бэзиле. Я приступлю ко второму рассказу о Гвен, не дожидаясь их ответа, но жду от Вас телеграммы с одобрением или неодобрением этого плана».

Фицджеральд еще оправлялся после тяжелейшего гриппа, во время которого харкал кровью, но был полон оптимизма в отношении своей работы. «Я с удовольствием писал этот рассказ — второй такой случай за год хороший признак». Всю весну он усердно писал и переписывал этот рассказ. Обер с энтузиазмом воспринял идею цикла о Гвен — не в последнюю очередь потому, что это могло избавить Фицджеральда от необходимости снова писать сценарии. «Думаю, это гораздо разумнее для Вас — работать над циклом рассказов, чем в Голливуде, так что забудем о нем».

«Пост» принял первый рассказ о Гвен «Несказанно милая» и напечатал его 18 апреля 1936 года, не дожидаясь «Жемчуга и меха», который, по плану Фицджеральда, должен был ему предшествовать. А «Жемчуг и мех» журнал отверг, потребовав существенных переделок. Фицджеральд был огорчен, но вместо этого занялся сценарием «Балетные туфельки», а Оберу ответил: «Я провел утро за написанием этого письма: естественно, я разочарован тем, что «Посту» не понравился рассказ о Гвен; сейчас должен отдохнуть, а днем сяду за работу — надо как-то заработать денег, но не знаю, за что взяться». Денежные трудности Фицджеральда отразились на семье Гвен: Депрессия разорила ее отца, и он, естественно, был вынужден во многом ей отказывать.

Фицджеральд вскоре вернулся к «Жемчугу и меху», но отказался от переделок, предложенных Обером и его помощницей Констанцией Смит. Оберу не нравился весь эпизод с поездкой в такси на юг города и пустынностью Кингсбриджа в красивом изображении Фицджеральда: «История с такси мне кажется во многом неправдоподобной… Я навел справки касательно станции метро на углу Кингсбридж-авеню и 230-й улицы — район так же плотно заселен, как любой другой в Нью-Йорке. Поезда метро ходят каждые три-четыре минуты. Если кому-то надо быстро доехать от 230-й улицы до 59-й, ему не придет в голову брать такси, и станций метро в безлюдных районах, как Вы описываете, — нет». У Смит было свое возражение: «Кто поедет весной в Вест-Индию с шиншилловой шубой?» Когда «Пост» вторично отверг рассказ, Фицджеральд решил больше не предлагать его журналу. Из бумаг Обера явствует, что 14 мая 1936 года уничтожены три варианта рассказа. Тринадцатого июня «Пост» все же напечатал еще один рассказ о Гвен — «В доме». За шесть дней до этого «Жемчуг и мех» был продан за 1000 долларов журналу «Пикториал ревью». Имена персонажей были изменены во избежание конкуренции с «Пост». Но рассказ так и не был опубликован: «Пикториал ревью», популярный в начале 30-х годов женский журнал с тиражом в два с половиной миллиона, весной 1939 года тоже стал жертвой Депрессии и скончался.

Жемчуг и мех ( перевод В. Голышева )

I

Полдня в субботу Гвен ходила по магазинам и в шесть вернулась с тяжелой ношей. Среди прочего она приобрела две дюжины жестяных цилиндриков, чтобы накручивать на них волосы перед сном и спать в них ночью; набор причудливых искусственных ногтей, нарушавших все договоры по разоружению; шесть вымпелов Флота, Принстона, Вассара и Йеля и пачку туристских брошюр, описывающих путешествия на Бермуды, Ямайку, в Гавану и Южную Америку.

Устало — насколько можно быть усталой в четырнадцать лет — она бросила все это на диван и позвонила подруге Диззи Кэмпбелл.

— Ну, угадай? — сказала она.

— Что? — взволнованно спросила Диззи. — Она настоящая?

— Нет, — с отвращением произнесла Гвен. — Я показала ее ювелиру в «Керкс», и он сказал, что это просто часть раковины, как бывает у устриц.

Диззи вздохнула:

— Значит, на Пасху никуда не едем.

— Я такая злая, что в глазах темнеет. Папа был уверен, что это жемчужина, он в ресторане чуть зуб об нее не сломал.

— А столько было планов, — опечалилась Диззи.