— Никогда не слышал, чтобы хороший игрок угодил в тюрьму. Да ведь вас потом помнят всю жизнь. Если бы я был судьей и передо мной поставили звезду футбола, я бы сказал: «Нет, это какая-то ошибка» — всякий человек с такой изумительной мышечной координацией заведомо невиновен.
— Если у меня до такого дойдет, надеюсь, судья с вами согласится, — сказал Рип.
— Конечно, согласится. Судьи такие же люди, как все остальные.
Кики почувствовала, что беседа принимает несколько мрачный характер.
— Рип просто хочет туда, где бывшие выпускники более щедры и он сможет заработать на хлеб.
— Что вам предложили на Западе? — спросил мистер Гиттингс.
— Ужасно много, — живо вступила Кики.
— Молодой человек, вы будете дураком, если согласитесь.
— Мне страшно не хочется уходить из колледжа, — сказал Рип. — Но все что угодно, лишь бы не тюрьма.
Гиттингс застонал.
— Ну вот, опять мы о тюрьме. Тюрьме я вас не отдам. Я создам специальный фонд на случай, если вы собьетесь с пути.
— А, вот это разумно, — обрадовалась Кики. — Фонд — это то, на что он может положиться.
— Когда он кончит колледж, я подыщу ему место в какой-нибудь хорошей фирме.
— Идея насчет фонда кажется мне лучше.
— А мне кажется, вы слишком меркантильно к этому подходите, юная леди. — Мистер Гиттингс вздохнул. — Когда он должен переходить?
— Думаю, прямо сейчас. Чтобы приняли будущей осенью, ему надо подавать сейчас. Они там очень скрупулезны.
— Скрупулезны! — с отвращением повторил мистер Гиттингс. — Скрупулезны! Вот что мне скажите. Сколько они предлагают?
Против него сейчас было то, что он никогда не подкупал спортсмена. Он не представлял себе, сколько им платят, — все это дело ему представлялось настолько противным и беззаконным, что вопрос о сумме сам по себе мало значил. Кики закрыла сделку на пяти тысячах долларов.
Теперь Кики уехала на шесть месяцев, и о том, что с ней происходило, рассказывать здесь не место. Есть идеалисты, которые дурно истолкуют то, что она тосковала при луне в Гонолулу и на озерах Италии и чуть не вышла замуж за человека, который даже не попадает в этот рассказ. То ли голос у него был какой-то ломкий, то ли одевался он с юмором… а потом что-то сделал, то ли не смог чего-то сделать, и после этого уже не имел никакого отношения ни к рассвету, ни к ветру, ни к вечерним звездам. В конце октября она эту историю прекратила и быстро вернулась в Америку.
Прибыв туда, она огляделась — хотя сама не знала, что ожидает найти — определенно не Консидайна, который уехал с археологической экспедицией на Крит{167}
. Но было ощущение потери, и она обрадовалась, получив телеграмму от Рипа Ван Кампа — он хотел срочно ее увидеть и предложил приехать на игру с Дартмутом{168}. Она поехала с чувством, что найдет нечто оставленное там… раннюю юность и иллюзии, потерянные год назад на Йельском стадионе.Если университетский игрок и стоил когда-нибудь пять тысяч, то Рип в тот сезон их стоил. Команда была неважная — легкие беки, неопытные линейные, Рип ярко выделялся на их фоне. У него был собственный стиль, и ни один тренер не пытался его изменить — это было что-то вроде удержания в рамках правил, и многие судьи безуспешно пытались его подловить. Атака была короткая, колени и бедра он держал высоко, а локти на отлете, так что в критический момент казалось, что он обертывается вокруг игрока защиты, но на самом деле площадь контакта была так мала, что он успевал освободиться еще во время паса. А когда игрок, весящий меньше противника на тридцать-шестьдесят фунтов, проделывает такой номер из субботы в субботу, даже мистеру Гиттингсу трудно ожидать большего.
Сгорая от нетерпения, Кики встретила его после матча.
— Когда я смотрю на твою игру, чувствую себя восторженной школьницей, — сказала она.
— Хорошо бы так было.
— Да. По крайней мере, дирижировала бы болельщиками. А так от меня никакой помощи. Вот если бы у тебя были проблемы…
— Они есть, — сказал он нахмурясь. — У меня страшная неприятность. Поэтому я и дал тебе телеграмму.
— Рип, что такое? Что случилось?
Они сидели в чайной на Сачем-стрит{169}
среди мужчин и девушек, на удивление тихих после матча. Оглядевшись, Рип достал газетную вырезку и дал ей.Напуганный возбуждением в студенческом городке и нахлынувшими туда Фило Вэнсами{170}
и Эркюлями Пуаро{171}, вор, орудовавший в общежитиях Йельского университета, вернул свою добычу стоимостью около трехсот долларов. Она была прислана вчера декану Маршу по почте и состояла из часов, заколок, бумажников и разнообразных ювелирных украшений. Судя по тому, как хорошо осведомлен вор о расписании лекций и пр., он скорее всего старшекурсник.— И что? — спросила Кики.