Я забыла все на свете

Я лежу не шевелясь. Память о нечеловеческой пытке лишила меня всякой воли. Одна радость – прикосновение холодных досок палубы к щеке.

Немного погодя палуба начинает вибрировать. Баржа как ни в чем не бывало продолжает плавание. Я бы рада прыгнуть в воду и плыть, сколько хватит сил, лишь бы оказаться как можно дальше, но где взять силы? Остается неподвижно лежать там, где упала, и смотреть перед собой, ничего не видя.

Проходит несколько минут, и ко мне приближаются две босые зеленовато-черные шершавые ноги.

– Ты в порядке? – тихо справляется Маргуль.

– Я уже никогда не буду в порядке, – стону я в ответ. – Никогда!

Догрон вздыхает, просовывает под меня руки и поднимает, как пушинку, чтобы перенести к рулевой рубке, на матрас, которого там раньше не было. Он укрывает меня спальным мешком.

– Ты не обязан это делать, Маргуль.

– Хоть и не обязан, а делаю.

Я висну между дремотой и бодрствованием. Сознание окутано серой дымкой. Мне видится засохшее дерево, посеревший от нескончаемых дождей дуб. Вокруг него – белое пространство. В тумане скользят какие-то фигуры – не люди и не животные. Мне боязно к ним приближаться.

С нижней ветки дерева на меня глядит ворон с белоснежным оперением. На фоне этой белизны выделяется жгуче-черный глаз.

– Снова ты? – ворчу я.

– Так ты встречаешь своего защитника? – сердится он.

– Ты мой защитник? Где же ты был, когда на меня надевали вот это?

Со злостью хватаюсь за свой ошейник. Казалось бы, такое не может присниться. Но нет, эта гадость на месте, еще более массивная и тяжелая, чем наяву, все равно что ярмо на шее у тяглового вола.

– Бивара сикутжу, – хвастается своими познаниями мой пернатый собеседник.

– Как я погляжу, мэтр Ворон – большой знаток.

– Чертовы колдуны! – хрипло каркает говорящее пернатое.

– Чертовы вороны! – подхватываю я.

– Следи за своим языком, маленькая бесстыдница! – сердится птица. – Я пытаюсь до тебя добраться, но это очень непросто. Движущаяся вода мешает моему волшебству. Пока ты на корабле, ничего не получится.

– Выходит, ты тоже колдун?

– Чародей, дорогуша, а никакой не колдун.

– Какая разница?!

Ворон недовольно нахохливается.

– Сейчас не время для лекций, – бормочет он.

– А по-моему, самое время. Ты, да я, да мы с тобой. Вся компания – это дерево да туман.

– Так только кажется. Уверен, ты заметила тени. Это духи, они обязательно станут подслушивать. Дерево создал я, оно – зона покоя, которая может в любой момент рассеяться. И тогда…

– Короче! – перебиваю я его. – В чем разница между колдуном и чародеем?

– Как нетерпелива молодость! – восклицает птица, закатывая глаза. – Колдуны владеют наукой снадобий и заколдованных предметов, но подлинное волшебство им не по плечу. То ли дело чародеи!

– В смысле?

Побуждаю птицу продолжить, видя, что она не настроена распространяться. Мне хочется понять, что к чему. Но объяснение грозит затянуться. Ворон возобновляет представление: озирается с видом параноика, долго прыгает на ветке, прежде чем уступить и продолжить.

– У чародеев – собственная волшебная сила, она течет в их жилах, бежит у них под кожей, ею полнятся их легкие. Они могут поступать с волшебством по своему усмотрению, менять ход событий. Потому-то они редко встречаются и вызывают страх. Самые способные могут направлять окружающее волшебство, которое без своего ведома порождает любое живое существо.

– Если ты собирался меня поразить, то уймись, это напрасный труд. – Не знаю, почему так психую, может, потому что все происходит во сне, но напыщенный ворон страшно действует мне на нервы. – Вместо того чтобы дать мне спокойно поспать, ты вторгся в мои сны со своими ужастиками. Если смысл в том, чтобы я уяснила, что ты ничем не можешь мне помочь, то лучше успокойся. Спасибо.

Моя злость, как ни странно, поднимает ворону-чародею настроение. Он даже издает звук, похожий на хихиканье.

– Клянусь стариком Балиганом, ты – копия своего папаши!

Меня обдает холодом, хочется надеяться, что я ослышалась, но я знаю, это не так.

– Ты про моего отца?!

– Тсс! Не так громко! Я же говорил, безопасность оставляет желать лучшего.

– Ты знаком с моими родителями? – спрашиваю я, стараясь совладать с собой и со своим голосом.

– А как же! – отвечает птица, словно это само собой разумеется.

– Отвечай, кто я! – приказываю я почти в истерике. – Если ко мне вернется память, я сумею избавиться от Эликса.

– Молчи! – снова требует пернатое. – Так волшебство не работает. Одних слов мало, чтобы…

Он таращит глаза и, осекшись на полуслове, замирает и прислушивается. Я ничего не слышу. Что ж, он чародей, у него могут быть недоступные мне органы чувств. Внезапно меня настигает высокий звук, похожий на скрип, рвущий барабанные перепонки и резонирующий в челюстях.

– Нас засекли! – сообщает ворон, ероша перья на шее.

Туман темнеет, и я, подняв глаза, понимаю почему. Позади белого скелета дерева теперь вырисовывается громадный силуэт. Он приближается, распространяя тошнотворный запах. Птица готовится вспорхнуть с ветки. Мир вокруг нас распадается на части, усеявшись черными разрывами.

– Мне пора! – бросает ворон, взлетая. – Будь настороже!