Я захватываю замок

Проспали несколько часов. Никогда так долго не спала в дневное время — почти до четырех! Даже стыдно… Элоиза радостно застучала хвостом по матрацу, словно я вернулась после отлучки. Абеляр смерил нас странным взглядом, будто обеих видел впервые в жизни, затем спрыгнул с кровати и, немного поточив когти о единственную ногу мисс Блоссом, сбежал вниз по лестнице. Спустя несколько минут я выглянула во двор: кот сидел на стене и, воздев лапу к небу, старательно умывался. Мне, кстати, тоже следовало вымыть голову…

Вскоре настало время собирать цветы.

Цветы для обряда требовались полевые. Не помню почему: то ли по традиции, то ли сами с Роуз так придумали. Гирлянды из мальвы, смолевки и колокольчиков мы набрасывали на шеи, наперстянку несли в руках, а шиповником украшали волосы. Даже когда сестра перестала принимать участие в праздновании, все равно иногда выходила собирать цветы.

Бродя по лугу, я мысленно разговаривала с Роуз, слышала ее ответы… и вдруг страшно по ней затосковала! Тогда я решила побеседовать с Элоизой. Мы неторопливо прогулялись по аллее, полям; иногда я давала корзину с цветами собаке, и та несла ее в зубах, гордо виляя всей задней половиной туловища. Правда, совсем недолго.

В лиственничнике — о радость! — цвело еще много колокольчиков. Обожаю смотреть, как Элоиза нюхает их длинным белым кожистым носиком. И почему люди считают бультерьеров уродливыми? Эл красива, изящна, хотя за последние сытные недели и набрала чуть лишнего веса.

Я щедро напоила цветы водой; без воды полевые цветы быстро гибнут, поэтому плести гирлянды лучше после семи часов вечера.

Еще раньше я запаслась хворостом для костра (тяжелые поленья заранее приносит Стивен) и сложила в корзинку; с плетением гирлянд покончила к восьми. На голубеющем небе тускло светилась бледная луна. Переодевшись в зеленое льняное платье, я накинула гирлянды на шею, вставила в волосы шиповник и наконец, в последнюю минуту, открыла духи.

Глубокий вдох — и я вновь очутилась в шикарном магазине, где хранились меха. Ах, какой восхитительный был аромат! Однако ничего общего с запахом колокольчиков он не имел. Странно! Я немного помахала носовым платком и на секунду вроде бы почувствовала колокольчики, но в целом… В целом пахло таинственной, неуловимой сладостью — роскошью и Лондоном. Духи полностью забили слабый аромат полевых цветов. И я решила не душиться — не хотелось портить чудный запах нагретой солнцем травы у башни Вильмотт. Понюхав духи еще раз, я сбежала в кухню за корзинкой и хворостом и отправилась на насыпь. Элоиза, к счастью, за мной не увязалась — вечно она норовит попробовать обрядовый кекс.

На вершине насыпи было спокойно, безветренно. Солнце село.

Обычно ритуал у меня начинается с наблюдения за угасающим светилом, но нюханье духов отняло больше времени, чем я думала. Водянисто-желтое небо за башней Вильмотт пересекала яркая, волшебно красивая, зеленая полоса — правда, недолго: когда я добралась до камней, очерчивающих место разведения костра, она уже растаяла. Я выждала, пока померкнет желтый свет, и развернулась к низко висящей над полем луне. Темная синь неба стала глубже; лунный диск, утратив бледность, напоминал сияющий снежный шар. Мягкая, густая тишина буквально спеленывала по рукам и ногам… Из оцепенения меня вывел бой часов на церкви, отсчитывающих девять ударов.

Я бросила в каменный круг хворост, добавила небольшие поленья, а над ними сложила вигвамом приготовленные Стивеном длинные ветки. Затем ушла в башню высекать огонь для розжига костра.

На самом деле добывать огонь нужно трением дерева о дерево; перед первым обрядом мы с Роуз провозились целый час, но не высекли даже искры. В конце концов, решили зажигать спичками в башне тонкую свечу — чем не язычество? Сестра несла ее к вороху дров, а я шла следом, помахивая наперстянками. В сиянии крошечного огонька сумерки казались еще гуще и синее; это неизменно приводило нас в восторг: тут, полагали мы, и начиналось колдовство. Главное — не дать огню угаснуть при спуске с лестницы и переходе через насыпь. В ветреную погоду мы прикрывали его стеклом от лампы.

Прошлой ночью стояла такая тишь, что не пришлось загораживать огонек даже ладонью.

Я окинула прощальным взглядом безмолвные поля: когда вспыхивает пламя, они сливаются с темнотой. А жаль!.. И подожгла ветки. Дерево занялось быстро. Обожаю разгорающийся костер: хруст, треск, робкие, дрожащие язычки пламени, первая струйка дыма!

Поленья загораться не хотели, пришлось наклониться к земле, чтобы раздуть огонь. Пламя резко взметнулось ввысь, охватив «вигвам» из длинных ветвей. Снежная луна глядела на меня словно из огненной клетки. Вскоре ее заволокло дымом — наконец-то занялись поленья. Я отсела подальше и залюбовалась огромным сияющим костром. Все мои мысли будто утянуло в огонь, и теперь они полыхали в ярко озаренном каменном кольце. Ночь наполнилась шипением, треском, гулом!

И вдруг из глубины сгинувшего в сумраке мира кто-то позвал меня по имени.

— Кассандра!

Откуда же голос? От аллеи?.. От замка?.. И кто это вообще?