После провала ГКЧП Попов мог чувствовать себя одним из главных героев. Он — признанный идеолог победившего демократического движения и его трибун. Он — первый изобличитель административно-командной системы. Его встречали люди радостными криками ночью с 19 на 20 августа у Белого дома. Его предложения по реформам в Москве поддержал Ельцин.
Но это оказались последние его победы. Как часто бывает, триумф стал прологом падения.
Уже через несколько недель он, как и остальные депутаты СССР, потерял общегосударственный статус. Искал, но не получил места в российском правительстве, однако в любом случае «с Москвы» он хотел уйти. Сферой его деятельности стала «всего лишь» столица, и путь наверх оказался заказан. К тому же и предварительно согласованные реформы забуксовали — предложения московского мэра увязли в правовых процедурах и коридорах. И то сказать: многие из них противоречили существовавшим законам напрямую, другие (по особому порядку приватизации в Москве) не соответствовали стратегии нового экономического курса, проложенного Гайдаром. Но эти «танцы на паркете» происходили, когда Москва оказалась на пороге катастрофы. Больно вспоминать: в те дни над столицей нависла угроза настоящего голода. Пустые прилавки магазинов, животная толкотня, визги и потасовки людей, бросавшихся к прилавкам, как только там появлялись хоть какие продукты, необходимость побегать, чтобы купить что-нибудь на карточки.
Скрытая картина, известная городскому руководству, выглядела еще хуже. По всем основным группам продовольствия запасы не превышали нескольких дней. И это в Москве, где привыкли закладывать продовольствие на овощебазах еще по осени, иметь на руках договоры на поставку сельхозпродукции хотя бы в пределах, обеспечивающих физическое выживание и немножко сверх того.
Осенью 1991 года овощебазы были заполнены в лучшем случае на 30 % плановых объемов, с договорами было и того хуже, да и те, что имелись, не были гарантированы.
О положении в городе я рассказал в интервью «Независимой газете» 18 декабря 1991 года: