Масштаб этих эго хорошо охарактеризовал Филатов: «Люди не умеют себя адекватно оценить… 80–90 % обратившихся ко мне депутатов видят себя министрами и вице-премьерами».
«Министрами и вице-премьерами» — это еще полбеды. Беда, что некоторые призванные во власть бюрократы, такие как Гайдар, ощутили себя публичными политиками. А публичные политики, такие, как Попов, Шахрай, Явлинский, Травкин, Лысенко и ряд других решили развить библейский эвакуационный принцип до «каждой твари — по партии», во главе которой можно проскочить в депутаты создаваемой Думы.
У Гайдара — «Выбор России», у Явлинского — «Яблоко», у Шахрая и Станкевича — ПРЕС (Партия российского единства и согласия), у Травкина — ДПР (Демократическая партия России), у Попова и Собчака — РДДР (Российское движение демократических реформ). То есть демократы пошли на парламентские выборы 1993 года не единым сплоченным блоком, а каждый сам по себе. Так, шанс на сохранение сильной демократической организации был принесен в жертву личным амбициям недавних героев.
Они разорвали в клочья «Демократическую Россию», дезориентировали народ и тем самым обрушили возможности демократически настроенных избирателей. А ведь народ еще не разуверился в цели, к которой он тянулся последние лет 15–20: жить как на Западе.
Результат (по партийным спискам) оказался убийственным:
ЛДПР — 22,92 %;
«Выбор России» — 15,51 %;
КПРФ — 12,4 %;
«Женщины России» — 8,13 %;
Аграрная партия России — 7,99 %; «Яблоко» — 7,86 %; ПРЕС — 7,63 %;
Демократическая партия России — 5,52 %.
Сенсацией стала ЛДПР Жириновского. Его отличало умение выходить за пределы допустимого, эпатажно-агрессивная риторика и идеология национал-империалистического реванша («разбомбим», «засыплем ядерными отходами», «захватим» и т. п.), со временем вошедшие в моду. Он виртуозный мастер договариваться с властью и объяснять мгновенную смену собственных взглядов. Это стабильно приносит его партии 6–7 % на выборах. В 1993 г. на него сработала непричастность ни к 10-дневной войне, ни к каким-либо действиям и ошибкам власти. Отсюда еще примерно 16 %.
Партии, рожденные «Демократической Россией», набрали в сумме около 40 % голосов. Но, разбросав их, уступили лидерство империалистам. Хуже того, они и в Думе не смогли сформировать устойчивую коалицию, хотя и обладали 132 местами из 320 определившихся (остальные — независимые).
Третье место КПРФ — большой успех, учитывая, казалось бы, недобрую славу событий августа 1991 года (ГКЧП) и сентября-октября 1993-го, так или иначе связанных с партией коммунистов. Но коммунисты приватизировали историческую память двух поколений о «прекрасной и героической молодости» и бонус 72 лет подавления политических конкурентов. Подтвердив, таким образом, мой тезис, что участие коммунистических партий в российских выборах еще лет пятьдесят будет искажать их результаты.
11 % (четвертое место) набрала своеобразная «Партия гнева» — люди, проголосовавшие «Против всех» или испортившие бюлллетени. Добавив 16-процентую «премию ЛДПР» получим масштаб протестного голосования — много больше, чем за любую партию.
Поражение «третьей силы», на роль которой претендовали руководители крупных предприятий и регионов повлекло исчезновение мифа об их влиянии на работников и земляков.
Поражения демократов и победа национал-реваншистов и левых вызвали на Западе резкий рост настороженности относительно перспектив России. Возникли самые серьезные и вскоре оправдавшиеся сомнения в способности Ельцина контролировать ситуацию, в готовности России двигаться по пути демократического развития. Это одно из самых серьезных последствий. Оно способствовало решению о принятии в НАТО стран Восточной Европы и Прибалтики.
Другой итог — Конституция оказалась «не совсем» принята. Да, явка превысила 50 %, да, проект поддержали более половины проголосовавших, но основания для оспаривания легитимности принятия Основного закона по таким результатам (немногим более 30 % от общего числа избирателей — «за») были и остаются. Другое дело, что все, кто попал во власть, позволяя себе иногда говорить, что Конституция вовсе и не принята, продолжали и продолжают с удовольствием пользоваться представленными ей возможностями.
Для меня конституционный процесс закончился звонком Филатова:
— Жень, ты какой юридический вуз оканчивал?
— Никакой. Я учился в Московском горном институте.
— Жалко, а то мы всем участникам рабочей группы даем «Заслуженного юриста».
Ну вот, без значка остался. А счастье было так близко…
«Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась».