Я закрыл КПСС

Где «сильное государство, сокращение социальных различий», там раньше или позже интересы бюрократии возобладают над интересами остальных. Как 12 декабря 1993 года началось угасание демократии, так 24 февраля 1994 года началось угасание либерализма в России, хотя Ельцин и отметил, что нужно сокращать инфляцию, либерализовать экспорт и производить только ту продукцию, на которую есть реальный спрос[235].

Не удивительно, что в этой же речи зазвучали первые неоимпериалистские нотки. Перенимая риторику наиболее преуспевших на выборах оппонентов, Ельцин выдвинул на первую роль во внешней политике безопасность России (как будто ей кто-то извне угрожал) и определил армию (а не политику) главным механизмом ее обеспечения. Заявил, что «свои позиции Россия будет отстаивать жестко и твердо», объявил СНГ зоной особых интересов России, подчеркнул, что кризис государственности и экономики любой из стран СНГ — серьезная угроза национальной безопасности нашей страны. Запрашивать у мирового сообщества разрешения на ту или иную операцию Россия не намерена. И, таким образом, предъявил миру реинкарнацию «доктрины Брежнева» после августа 68-го года — об ограниченном суверенитете социалистических стран. За неимением социалистических стран ограничению суверенитета подлежали страны СНГ.

Очевидной причиной этого разворота стала победа на декабрьских выборах партий, взявших на вооружение антизападную и неоимпериалистическую риторику, идею господства государства в экономике. Они называли себя «государственниками» — а на самом деле были представителями и выразителями интересов бюрократии и военно-промышленного комплекса.

Ельцин, вместо того чтобы исправить допущенные ошибки в реализации курса, которым он пришел к власти, решил сменить курс. Начался разворот, который спустя 20 лет привел к полному разрыву с Западом. Как тут не вспомнить апокрифические слова Черчилля о «корабле русской государственности, затонувшем [в октябре 1917 года] в полумиле от тихой гавани».

Почему он принял именно такое решение? Полагаю, что здесь был и его собственный интерес. Самому характеру Ельцина, выросшему в условиях и традиции жесткой вертикали коммунистического партийного аппарата, идея начальственного всевластия была близка.

Если бы программа демократического развития продержалась до лета 1999 года, когда начался очередной взлет нефтяных цен, дела в нашей стране могли бы пойти иначе. Будь на месте Ельцина человек, для которого демократия, свобода, конкуренция — не подвернувшиеся кстати, у кого-то подсмотренные инструменты, а глубоко выстраданные убеждения (сразу думаю об Андрее Дмитриевиче Сахарове) — все пошло бы иначе.

А так можно сказать, что с декабря 1993 года началось формирование новой правящей династии — Борисовичей[236] и вытеснение ею только что родившейся демократической России. В горячке тех дней я об этом сначала не думал. Не понимал, что будущее уже обозначено.

Политика постепенно становилась более закрытой, принятие решений — кулуарным. Роль конституционных политических институтов стала снижаться, роль подковерных придворных интриг — возрастать.

Оказалось, что развитием демократических начал в России наш народ увлекся всего на семь лет.

Чехарда

В МБ перспективы выборов 12 декабря заранее представлялись не в розовом цвете, но именно в огород МБ по его итогам прилетел президентский камень, а потом — и оргвыводы.

«Это было тем более странно, что за месяц до думских выборов министерство безопасности направило президенту докладную записку, в которой на основе анализа был предсказан исход будущих выборов: и победа коммунистов, и триумф Жириновского…

Перед направлением документа я позвонил в администрацию президента Филатову и попросил доложить о предвыборной ситуации, раскладе политических сил, тем более, что предсказываемые печальные для Кремля последствия выборов были связаны с пассивностью ведения избирательной кампании демократическим блоком во главе с Гайдаром. Это при том, что в его руках находилась вся административно-командная власть, мощные финансы, государственное телевидение»[237].

21 декабря Ельцин приехал посмотреть хоккейный матч на приз газеты «Известия». Атмосфера на трибунах тех лет была чрезвычайно политизирована. «Фанатские бригады» и простые болельщики самовыражались: одни — размахивая советскими кумачами, другие — российскими триколорами. Бессловесный гимн России — «Патриотическая песнь» Глинки — при исполнении непременно освистывался чуть ли не половиной зала. И речёвки содержания порой матерного звучали в адрес официальных государственных символов. Президента, правда, встретили вполне благодушно. Его хорошо известный, живой, неподдельный интерес к спорту болельщики одобряли.

Настроен Ельцин был раскрепощенно. В перерывах перекусывали, говорили о хоккее, пошучивали — обычная расслабляющая атмосфера.

После игры, проводив президента, сел в машину, где меня уже поджидала жена. Она спросила:

— И как вас теперь называть?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, вас же снова распустили.