Я жил на поле Полтавской битвы

Алексей Парщиков  Я ЖИЛ НА ПОЛЕ ПОЛТАВСКОЙ БИТВЫ 

ВСТУПЛЕНИЕ

Беги моя строчка, мой пёс, - лови! - и возвращайся к ноге  с веткой в сходящихся челюстях, и снова служи дуге, -  улетает посылка глазу на радость, а мышцам твоим на работу,  море беру и метаю - куда? - и море приспосабливается к полёту,  уменьшаясь, как тень от очков в жгучий день, когда их на пробу  приближают к лицу, и твердея, как эта же тень, только чтобы  лечь меж бумагой и шрифтом и волниться во рту языком; наконец,  вспышка! - и расширяется прежнее море, но за срезом страниц.  Буквы, вы - армия, ослепшая вдруг и бредущая краем времён,  мы вас видим вплотную - рис ресниц, и сверху - риски колонн, -  брошена техника, люди, как на кукане, связаны температурой тел,  но очнутся войска, доберись хоть один до двенадцатислойных стен  Идеального Города, и выспись на чистом, и стань - херувим;  новым зреньем обводит нас текст и от лиц наших не отделим.  Всё, что я вижу, вилку даёт от хрусталика - в сердце и мозг,  и, скрестившись на кончиках пальцев, ссыпается в лязг  машинописи, вот машинка - амфитеатр, спиной развёрнутый к хору,  лист идёт, как лавина бы - вспять! вбок - поправка - и в гору.  Выиграй, мой инструмент, кинь на пальцах - очко! - а под углом  иным - те же буквы летят, словно комья земли, и лепится холм,  чуть станина дрожит, и блестят рычажки в капельках масла,  а над ними - не раскрытые видом гребешки душистые смысла,  сам не лёгок я на подъём, больше сил против лени затрачу,  а в машинку заложены кипы полётов и способ движенья прыгучий!  Правь на юг, с изворотом, чтоб цокнули мы языком над Стокгольмом,  уцепившись за клавишу - Ъ - мы оставим первопрестольный  снег. Я обольщён жарой. Север спокоен, как на ботинке узел, -  тем глубже он занят собой, чем резче ты дёрнешь морозный усик.  Не в благоденствии дело, но чтоб дух прокормить, соберём травы,  на хуторах плодоносных петляя в окрестностях тёплой Полтавы,  вот я, Господи, весь, вот мой пёс, он бежит моей властью васильками - Велеса  внук - и возвращается - св. Власий.

ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ПОВЕСТВУЕТСЯ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ОРУЖИЯ  1.1.  Где точка опоры? Не по учебнику помню: галактики контур остист,  где точка опоры? Ушедший в воронку, чем кончится гаснущий свист?  Или перед собой её держит к забору теснящийся пыльный бурунчик,  или на донце сознания носит её трясогузка - прыткий стаканчик?  Но уронится заверть в расцепе с небесной зубчаткой, а птичка  вдоль отмели прыг-скок и ушла..., надо мной ли висит эта точка?  В сравнении с ней элементы восьмого периода - пух, дирижабли,  так тяжела эта точка и неустойчива - лишь время её окружает,  лишь ошмётки вселенной и палочки-души (две-три) прежде чем  утратиться вовсе, край иглы озирают, и - нет глубже ям.  Словно газета, заглавьем читая концовку, вращаясь и рея,  ближе к точке кривляются все, - кто же мог быть смешон перед нею?  От неё отделяются гладкие мелкие камушки - их пустота облизала -  это души оружия, и сразу становится тесно в штабах и казармах.  Обнаружились души оружия, намечаясь в эфире как только  в лоск притёрлись приклады к ладоням, в идее - обычная галька.  Меж людьми побродила винтовка и знает, что такое удар по улыбке,  застилая полвоздуха, пуля из-под ног извергает булыжник.  Ах, чем палить по мишеням новобранцами ада, лучше пить в одиночку!  Хмельное тело затылком нащупывает самовитую точку.  Она свободней, чем оборванный трос, чертящий на воздухе лепестки,  гуляет - где хочет, и в неё никогда не прицеливаются стрелки.  Это точка опоры галактики - не вершина, а низ блаженства, от неё и  пушка и нож, их морозное совершенство.