Я знаю, кто ты

Мегги уходит. Я слышу, как открывается сейф и как стучат по плиткам пола ее высокие каблуки, когда она идет обратно с полиэтиленовым пакетом, полным монет и бумажных денег. Она протягивает пакет одной рукой, а когда человек тянется, чтобы его взять, вынимает из кармана вторую руку – с пистолетом. Она стреляет, и на этот раз не промахивается. Я падаю на пол, а когда поворачиваюсь посмотреть на плохого человека, то вижу, что у него не хватает половины лица.

Тридцать восемь

Лондон, 2017

Бена уволили два года назад.

Это последнее, что я слышу, перед тем как встать и выйти из фойе здания, где он когда-то работал. Мальчик, сообщивший мне новости, все еще что-то говорит, но я его больше не слышу. Слишком громко звучат слова у меня в голове, заглушая все и всех вокруг. Они задают вопросы, которые приводят меня в ужас, потому что я уже совсем не уверена, что знаю ответы. Как так получилось, что мой муж потерял работу два года назад, а я даже не знала? Что он делал все это время? Куда он ходил, когда говорил, что идет на работу? Откуда он брал деньги?

Нужно было спросить, за что его уволили. Что значит «злостно неправомерное поведение»?

Я начинаю думать, что совершенно не знала человека, за которого вышла замуж.

Может быть, я и себя знаю хуже, чем мне кажется.

Действительно ли я убила мужа?

Действительно ли я взяла из-под кровати пистолет и застрелила его?

Действительно ли я поехала на заправку и купила жидкость для розжига, чтобы уничтожить улики? Почему бутылка оказалась в мусорном ведре и откуда взялась запись с камеры безопасности, на которой кто-то похожий на меня ее покупает?

Я не помню, чтобы я все это делала, но мне уже не кажется, что это достаточно веское доказательство. Я так растеряна и одинока, как никогда в жизни. Кому мне довериться, если я не могу верить себе самой? Когда жизнь поставит передо мной самое последнее зеркало, надеюсь, я еще буду способна туда взглянуть.

Мой телефон издает сигнал. Я смотрю на экран и вижу имя Джека.

«Ко скольки ты сегодня приедешь на вечеринку? Я уже скучаю! Целую».

Я совсем забыла про вечеринку.

Я не смогу туда пойти. Я никуда пойти не смогу.

Я хватаюсь за эту мысль и осознаю, что это абсолютная правда. Мне нельзя ехать домой сейчас, когда там кишмя кишит полиция. Если они действительно нашли… что-то, то вдруг они решат меня арестовать? И не важно, что я не сделала ничего плохого. Важно, как это будет выглядеть со стороны. Злые сплетни – как пиявки: они липнут. Неловко, как ржавый шарнир, я колеблюсь между вариантами и делаю вывод, что их всего два. Я могу убежать и спрятаться, доказав себе самой и всем вокруг, что я виновата в преступлении, которого не помню, – или могу продолжать жить так, будто ничего не происходит. Если я не появлюсь на вечеринке, мое отсутствие заметят. Не в сентиментальном смысле, нет: у этого поступка будут последствия.

Мне просто нужно вести себя нормально.

Оказываясь перед двумя вариантами – утонуть или выплыть, – я выбираю жизнь. Всегда. Каждый раз. Если придется, я научусь дышать под водой.

Я не убивала мужа.

Я говорю себе это, входя в универмаг и поднимаясь на эскалаторе в отдел женской одежды. Я повторяю это снова, выбирая черное платье размера XS и отправляясь с ним в примерочную. И еще раз, когда прошу консультанта снять бирки, потому что хочу надеть платье сейчас. И не обращаю внимания на ее удивленное лицо, когда, совершив покупку, я передаю ей одежду, в которой пришла, и прошу ее выбросить.

Я не сумасшедшая.

Если сплетать вместе правду и ложь, они становятся очень похожи друг на друга.

Спустившись на первый этаж универмага, я захожу в свой любимый косметический отдел и оплачиваю макияж.

– Посмотрите, пожалуйста, вверх, – говорит женщина, подводя мне глаза черным лайнером. – Вы знаете, вы очень похожи на девушку из того сериала… вам никто не говорил?

– Все время говорят, – отвечаю я, приказывая своему лицу улыбнуться. – Хотела бы я ею быть.

– Кто бы не хотел! Посмотрите вниз.

Я смотрю на свои ноги и обращаю внимание на кроссовки. Они не очень-то подходят к моему остальному наряду, поэтому, закончив с косметикой, я спешу в обувной отдел. Начинает просыпаться паранойя: я боюсь, что теперь, когда я разодета, как моя киношная версия, меня могут узнать. Я смотрю на бесконечные ряды обуви и замечаю на полке красные туфли, затмевающие все вокруг своим сиянием. Они напоминают мне ту пару туфель, которую я когда-то надевала для роли в школьной пьесе. Я почти уверена, что они не сочетаются с черным платьем, но все равно меряю одну туфлю, стоя перед зеркалом, как фламинго. Безупречно!