– Ясно, – говорит она. – Так удалите ее, когда будете делать операцию.
– Боюсь, это невозможно. У вас рак груди, – его голос звучит так ласково, что ей кажется, она сейчас заплачет.
– Я не понимаю, – шепчет она.
– Результаты биопсии подтвердили, что образование злокачественное. Судя по тому, что видно на снимках, рак уже дал метастазы, но есть методы лечения, которые можно попробовать, – что-то по страховке, что-то в частном порядке.
– Я не понимаю, – снова произносит Мегги.
– Я написал вашему терапевту. Советую вам посетить его как можно скорее.
– Я не понимаю! Как это может происходить
Слезы наполняют ее глаза, и она позволяет им бежать по щекам. Никто не видел ее плачущей уже более тридцати лет, но сейчас это ее не волнует. Сейчас ее ничего не волнует.
Врач кивает. Она видит, что он раздумывает над формулировкой, пытается составить слова в аккуратную фразу, прежде чем выпустить их изо рта.
– К сожалению, это нормально. Это случается гораздо чаще, чем кажется.
Мегги ненавидит это слово – нормально. Вот бы он перестал его употреблять.
– Сколько мне осталось?
– Ваш терапевт сможет…
Мегги наклоняется через стол:
– Сколько. У меня. Времени?
Врач отводит взгляд, качает головой и снова смотрит на Мегги.
– Ни один врач вам не скажет этого точно, но, судя по тому, что я видел, совсем немного. Мне очень жаль.
Пятьдесят семь
Мужчины все время исчезают из моей жизни. Не понимаю, что происходит.
В одном полотенце я бегаю туда-сюда по дому Джека и зову его снова и снова, как будто у меня от беспокойства развилась редкая форма синдрома Туретта. Я заглядываю по очереди в каждую из незнакомых комнат и вдруг обнаруживаю на первом этаже детскую спальню. В ней розовый ковер и белая мебель, в углу сияет яркими красками книжная полка, по кровати разбросаны игрушки. Комната напоминает мне о далеком прошлом, погружает меня ненадолго в воспоминания. Она так странно, сверхъестественно похожа на мою спальню над лавкой букмекеров! Я стою и смотрю, как зачарованная. Смущенная. Взволнованная.
Я прислоняюсь к стене, дыша часто и неровно. Мало-помалу стресс, вызванный моим положением, помогает мне преодолеть оцепенение. Я заставляю себя выпрямиться, закрыть дверь спальни и тем самым отгородиться от воспоминаний, которые она пробудила. Я обыскиваю все оставшиеся комнаты и возвращаюсь в гостиную, но Джека нигде нет. Я смотрю на его ключи и телефон, брошенные на столе, и чувствую, что совершенно теряю рассудок. Как это могло произойти со мной
Я нахожу свой собственный телефон и даже думаю, не позвонить ли инспектору Крофт, но вспоминаю, чем это закончилось в прошлый раз: тюрьмой. Нет, в полицию звонить нельзя. Полиции нельзя доверять. Никому нельзя доверять. На телефоне пять пропущенных вызовов, все от моего агента. Можно сказать Тони, что Джек пропал, но что это даст? Я отказываюсь от этой мысли. Не сомневаюсь, что мой агент и так уже считает меня сумасшедшей. Он оставил два сообщения. Никаких сомнений, что роль у Финчера досталась кому-то другому. Не успеваю я послушать, что он хотел мне сказать, как раздается стук в дверь. Я замираю. Я не знаю, что делать. У меня нет никаких сомнений, что это полиция. Вдруг меня снова подозревают в чем-нибудь, чего я не делала?
Стук в дверь повторяется почти без паузы. На этот раз он громче и настойчивее. Тот, кто стучит, явно не собирается уходить. Я выхожу в прихожую и вижу за узорчатым стеклом чей-то силуэт. Этот кто-то явно крупнее, чем я, больше ничего не разглядеть. А что, если это он? Человек, за кем я почти два года была замужем и который даже не сообщил мне своего настоящего имени.
Я иду на кухню, достаю нож из стальной подставки и возвращаюсь в прихожую, держа его за спиной. Потом совсем чуть-чуть приоткрываю дверь, только чтобы увидеть, кто за ней стоит.
– Я забыл ключи. Можно мне войти, s’il vous plaît[16]
? – говорит Джек.Я отступаю на шаг от двери и смотрю, как он проходит мимо с пакетами в каждой руке. Иду за ним на кухню, незаметно возвращаю нож на место и поплотнее оборачиваю полотенце вокруг тела. Джек ставит в холодильник пакет молока и оглядывается. Его глаза, перед тем как встретиться с моими, задерживаются на моих обнаженных ногах.
– Я подумал, что нам понадобится еда, а тебе – какая-нибудь одежда. Заранее прошу прощения на случай, если взял не тот размер. Все с рынка на Портобелло, так, кое-какие вещи на первое время.
Он протягивает мне один из пакетов, и я вижу внутри пару платьев, комплект домашней одежды и новое нижнее белье.
– И еще я вот что тебе купил. Я знаю, как ты любишь бегать.
Он открывает обувную коробку, где оказывается пара недешевых на вид кроссовок.
– Спасибо.
Я поражена его добротой. Почему же я не могу заставить себя промолчать и говорю то, чего не следует?
– Я не знала, что у тебя есть дочь.