В клинике все белое. Стены, пол, странного вида современные кресла в приемной, сотрудники, пациенты и длинные счета, которые приходят после каждого посещения. Все белое. Стерильное. Клиника слишком белая и слишком тихая. Здесь не играет музыка, и только администратор монотонно щелкает на клавиатуре своими изящными ручками. От этого звука можно сойти с ума. Мегги всегда казалось, что с музыкой лучше. Она помогает отвлечься от настоящего, забыть о прошлом и погрузиться в мечты о прекрасном будущем. Здесь слушать нечего, и чтобы убить время, она принимается разглядывать других пациентов, ожидающих приема, и гадает, зачем они здесь, что они хотят
– Врач готов вас принять, – говорит администратор через четырнадцать минут после назначенного времени.
«Врач. Тоже мне, врач», – думает Мегги.
Когда она поднимается с неудобного белого кресла, ее коленки издают хрустящий звук. Этой клинике стоило бы потратиться на белые подушки. Мегги замечает, что администратор тоже проделывала с собой разные манипуляции. Ее абсолютно гладкий лоб так и кричит о ботоксе, а вот подтяжка лица удачная, аккуратная, кожу на щеках не перетянули. И только кожа на шее выдает ее возраст. Мегги интересно, положена ли администратору какая-нибудь скидка для сотрудников, но она решает, что спрашивать было бы грубо. Поэтому она просто улыбается, говорит «спасибо» и идет по белому коридору в кабинет номер три.
Врач улыбается, когда она входит в кабинет. Он так натренировался, что улыбка кажется почти искренней.
– Добрый день. Как ваши дела? – спрашивает он, как будто ему не все равно.
Он моложе Мегги и уже достиг в жизни гораздо большего, чем она может надеяться когда-нибудь достичь. Загар у него естественный, куда естественнее его напускного интереса к делам Мегги, а его мягкие светлые волосы выглядят так, словно их только что уложили феном. Фотографии улыбающейся жены и двух безупречного вида детей украшают его стол и завершают картину успешной жизни.
Мегги знает, что у врача куча дел. Она видела, сколько народу сидит в приемной в надежде стать лучше. И у Мегги тоже куча дел. Она, может, и не врач, но ей тоже нужно устроить и поправить некоторые вещи, и довольно важные, поэтому она решает, что не стоит тратить ее и его драгоценное время на бессмысленную вежливую болтовню.
– Почему вы снова отложили мою операцию?
Она подается на стуле вперед так далеко, как только может, не падая, как будто услышит ответ врача раньше, если ее уши будут ближе к его рту.
Он едва заметно отклоняется назад, но не отводит взгляда. У него синие глаза и удивительно мудрый для такого молодого человека взгляд.
– В случае такого резкого снижения веса, какое пережили вы после установки желудочного бандажа, более чем нормально, что кожа на груди несколько провисла…
– Да, но я не хочу выглядеть
Врач смотрит вскользь на глянцевую фотографию кинозвезды, чье лицо кажется ему смутно знакомым, и продолжает говорить:
– Операция, о которой вы просите, относительно неинвазивна, и я бы с радостью вам ее назначил, но помните, когда вы приходили в прошлый раз, мы проводили сканирование? – Он продолжает, не дожидаясь ответа: – Помните, как мы обнаружили образование, и я взял биопсию?
Мегги все помнит, она не слабоумная. Именно так, наверное, чувствуешь себя, если проткнуть тело мебельным степлером: сначала резкая колющая боль, а затем – тупая ноющая на целый день.
– С памятью у меня все в порядке, спасибо. – Она сердится на врача больше прежнего, но старается быть вежливой. Ей нужна помощь этого человека, чтобы стать тем, кем она хочет. – Вы говорили, что биопсия – это просто предосторожность, и волноваться не о чем.
Доктор опускает взгляд, как будто забыл свою роль и ожидает найти шпаргалку в своих ладонях. Его большие пальцы крутятся один вокруг другого в каком-то гипнотическом танце.
Мегги еле сдерживается, чтобы не цокнуть языком. «Он снова не сделает мне операцию», – думает она и чувствует, как внутри закипает злость. Ей никогда толком не удавалось контролировать свою злость. Если уж она на кого-то рассердится, то буквально на всю жизнь. Мегги знает, что так себя вести плохо и глупо, но ничего не может с собой поделать. Она унаследовала тяжелый характер от отца, а тот – от своего отца, такой вот наследственный дефект. Она выпрямляется на стуле и тщетно старается сохранять спокойствие.
– Если вы отказываетесь делать операцию, я найду другого врача, который…
– Мне очень жаль, но мы нашли опухоль.
Комната со всем, что в ней находится, погружается в полную тишину, как будто слова врача создали вакуум и засосали все, что Мегги могла бы сказать в ответ, без остатка.