– Что ж, наверное, он как раз знал ваше имя. Кто бы это ни был, ему пришлось сначала подготовиться. Наверное, как раз через сайт знакомств он вас и нашел. И он вам сразу же сказал, что его зовут Бен Бейли?
– Да.
– На сайте была фотография человека, за которого вы вышли замуж?
– Да, конечно.
– Хорошо, мы этим займемся и проверим, вдруг она еще там. Я предполагаю, что вы не могли найти его фотографии в доме, потому что он специально их убрал. И он сказал, что работает в «Ти-Би-Эн»?
– Да, мы даже встречались возле офиса «Ти-Би-Эн», и не один раз.
– Но внутрь вы не заходили? Не встречались с его коллегами?
– Нет.
– А с его семьей?
– Он сказал, что у него никого не осталось из родственников. Совсем как у меня.
– И он не знакомил вас со своими друзьями?
– Он сказал, что все его друзья остались в Ирландии. Он не так давно переехал в Лондон и, как я поняла, слишком много работал, чтобы успеть завести друзей.
– Как же вы согласились выйти замуж за абсолютно неизвестного вам человека через два месяца после знакомства?
Она смотрит на меня так, словно я самое жалкое и глупое создание из всех, кого ей доводилось видеть. Я полностью разделяю ее чувства и начинаю думать, что, пожалуй, так и есть. Мне уже давно следовало научиться отпускать, но я слишком сильно цеплялась за то, о чем, как мне казалось, мечтала, – за шанс начать все с начала. Я сама во всем виновата. Прошлое имеет над тобой власть, только если ты сама ему позволяешь.
– Он сказал, что мы столько лет потратили напрасно, живя порознь, пока не нашли друг друга. Он сказал, что незачем ждать, если знаешь, что встретил того, кто тебе предназначен судьбой, – говорю я наконец.
Инспектор выглядит так, словно ее сейчас стошнит.
– Одно совершенно ясно: где-то вы нажили себе врага. А эта сталкерша, о которой вы говорили, каким именем она подписывалась?.. А, Мегги. Вам знакомо это имя?
– Мегги умерла. Это не может быть Мегги. Я видела, как она умерла.
Инспектор Крофт откидывается на стуле. Кажется, она не знает, как сформулировать то, что хочет сказать дальше, и я нисколько не сомневаюсь, что не хочу этого слышать.
– Я читала о том, что случилось с вашими родителями, когда вы были еще ребенком…
От ее слов мне становится нехорошо. Я никогда не разговариваю на эту тему. Не могу. Не разговаривала и не буду.
– Я знаю, как умерла ваша мать. Наверное, для вас это был ужасный шок.
– Мой отец тоже умер, – говорю я, вспоминая роль.
– Джон Синклер? – на ее лбу складывается глубокая морщина.
– Да, именно.
– Джон Синклер не погиб при ограблении. Он провел три месяца в больнице, а оттуда отправился в тюрьму.
– Что? Нет. Джон погиб. Ему дважды выстрелили в спину. Я сама там была.
Инспектор снова касается пальцами «Айпада», несколько раз прокручивает экран, а потом читает:
– Джон Синклер был приговорен к десяти годам в тюрьме «Бельмарш», через восемь вышел на свободу.
Я пытаюсь осознать эту новость.
– За что?
– Он застрелил предполагаемых грабителей из нелегально приобретенного оружия. Пистолет, найденный в его руке, был связан еще с тремя серьезными преступлениями.
– Где он сейчас? – спрашиваю я.
– Не знаю. И уже совсем не знаю, что думать о вашем деле.
Она встает, собираясь уходить, и машет рукой стоящему за дверью охраннику, чтобы тот ее выпустил.
– Это все?
– Пока все.
– И куда мне теперь идти?
Она пожимает плечами:
– Домой.
Кажется, она не понимает, что никакого дома у меня нет.
Пятьдесят четыре
Мегги возвращается в квартиру и, сама того не желая, громко хлопает дверью. Она понимает, что дверь не виновата в том, что у нее был тяжелый день. Эти чертовы мертвые бывают такими требовательными. Она надевает белые хлопковые перчатки, чтобы скрыть кисти рук. Руки, конечно, тоже не виноваты, но все-таки они служат уродливым напоминанием о том, кем ей суждено быть, а кем нет. С ранних лет Мегги учили быть сильной и черствой, но она может чувствовать боль. Толстая кожа истончается, если носить ее слишком часто.
Мегги вспоминает, что не ела весь день, опускает усталые ноги в тапочки и, шаркая, плетется на кухню, чтобы порыться в холодильнике. Все, что там лежит, оказывается отвратительно здоровым и диетическим, а ей сейчас нужно совсем другое. Она возвращается в гостиную, берет телефонную трубку и набирает знакомый номер. И все время, пока она ждет ответа, с нее не спускает глаз детская фотография Эйми в рамке.
– Иди ты к черту, – говорит она фотографии и кладет ее изображением вниз, чтобы больше не приходилось смотреть на Эйми. – Это я не вам, – добавляет она, осознав, что трубку с той стороны наконец-то сняли.