Я знаю — ты мой!

— Да, Алиса, зов огненной крови — чудо. — Я твердо смотрел в глаза девушки. — Будь я воспитан как демон, сэкономил бы уйму времени и не совершил бы поступки, которых стыжусь. Зов — невероятная удача для любого мужчины. Каждый из нас ищет особенную леди, ту, которая смогла бы затронуть нечто неизведанное, тайное, что прочно сидит в каждом. Уверен, ты слышала или, может, читала о мужчинах, которые влюблялись в поворот головы, тонкие запястья или хрупкую фигуру девушки, которую хотелось защитить, сберечь… А может, им стоило лишь услышать голос леди, и они теряли голову.

— Слишком сказочно, — Алиса несмело улыбнулась, — так действительно пишут в романах.

— Так есть на самом деле. Нечто, что сидит в каждом мужчине. Эмоции, дикие, необузданные, какие невозможно подавить ни доводами рассудка, ни долгом перед семьей или страной. В тот день, когда я увидел тебя впервые, одна мысль о том, что тебя коснется кто-то другой, даже просто поддержит за руку, случись тебе оступиться, причиняла боль. Впрочем, скорее меня душили ярость и гнев, а боль уже отрезвляла.

Я видел, что мои слова несколько напугали ее, но был обязан закончить, пусть и понимал, что дальнейшее собьет ее с толку, а меня вывернет наизнанку.

Но я обязан справиться, если хочу видеть Алису счастливой. Обязан переупрямить натуру демона и помочь нам двоим обрести иной путь. Я мужчина, это мне пристало исправлять ошибки, не перекладывая их на хрупкие плечи хоть и очень сильной ведьмы, но все же леди.

— О зове: у него не случается ошибок. Ты и сама уже знаешь, кровь не умеет лгать. Каждому хочется любви, неважно, мужчина ты или женщина. Все мы живем и дышим ради одного — быть любимым, быть нужным и понятым. Именно это и дарит зов демону. Дает надежду, а затем и уверенность, что одному человеку мы всегда будем необходимы и он не отвернется и поймет с полуслова все, что демон желает сказать. Зов сминает границы, не давая мужчине права пройти мимо или как-то обидеть свою женщину.

Я сжал кулаки, вспоминая отца и мать. Мне не хотелось бы идти их тропой, и я готов был на все, чтобы изменить, что сам же и натворил. Знал, в чем была вина отца, понимал, что тот, даже если бы очень хотел, не смог бы стереть память прошлого из головы Вариши и уж тем более вернуть ей человека, чья смерть навсегда отвратила ее от отца. Мама не простила ему смерти подруги-ведьмы. Не простила своего заточения. Мама не простила насилия и рождения детей, которых не желала.

— Дарий за то, что сотворил с Варишей, расплатился безумием. Они разделили его на двоих, — произнес я, видя, как мнется Алиса, пытаясь сдержать слова на языке. — Не нужно бояться говорить. Император и императрица мертвы. Их история — страшный пример для слепца.

Она судорожно выдохнула, в порыве, непонятном ей самой, положила руку поверх моей ладони и осторожно сжала.

— Мне жаль, — прошептала она, — правда очень жаль, что…

— Спасибо.

Я чувствовал ее эмоции. Буквально нутром отличал все оттенки ее сожаления. Знал раньше, чем она пыталась объяснить, чего хочет и о чем думает. Я просто не желал, чтобы она волновалась и переживала. А потому остановил, не давая ощутить себя неловко.

— Я знаю, что тебя тянет ко мне. Может, не вполне осознанно, но тебе уютно рядом. Иногда пугающе, оскорбительно, но ты чувствуешь притяжение. Это и есть зов, кровь притягивает к себе ту, что смогла бы для нее спеть и заворожить, дать продолжение. Постой. — Я сжал руку, которую Алиса пыталась отдернуть, видел в ее взгляде обиду. Она вновь не о том подумала. Я не хотел сказать, что она племенная кобыла, а ведь именно такой была ее первая мысль. — Без любви дети у демонов не рождаются. Если бы пожелала, ты бы это увидела. Мы с братьями появились на свет благодаря расколовшемуся сознанию мамы: одна ее часть любила Дария.

Это откровение словно забрало все мои силы. Мог ли я рассказать кому-то еще, кроме Алисы? Я даже с Каем на эту тему не говорил. Просто не мог. Он мой брат, но от него отказались и после рождения. Я хотя бы был подле матери и отца. Болезненная тема для меня.

Я видел тысячи сирот. Детей, которых подкидывали к воротам приютов или продавали собственные родители ради пары звонких монет. Малышей, которые вообще не должны были появиться на свет, потому что их не хотели. Отчаянно не желали иметь крох, которые могли бы сделать их счастливыми.

И оказаться в числе ненужных и нежеланных для меня — словно рухнуть со скалы в яростное море. Осознание далось тяжело. Очень многое мне далось тяжело и не с первого раза. Однако я нашел в себе силы принять настоящее, убедил себя, что чем я сильнее, тем тяжелее будет ноша, с которой обязан справиться.

Две стороны одной медали: сила и ответственность. Чем больше первой, тем больше второй. Они идут рука об руку. Я не имел права закрываться в прочном глухом панцире, лелея старую память, где мать все-таки любила своих детей. Это была не она, лишь самообман. Несчастный, больной осколок прежнего сознания.

Вздохнул и повернулся к Алисе. Сказав даже больше, чем планировал, я вдруг стушевался и отвернулся. А ведь она смотрит…