Я, звездный рыцарь, или Выйти замуж за героя

Последние четыре дня — время он отсчитывал по тому, сколько раз звучал сигнал к отбою — его не навещали. Ни допросов, ни посетителей. Только приходил врач — отчитаться, что их больница сделала для него все возможное, но операция будет проходить не здесь, а на базе медцентра, но чтобы пациента туда перевезти, нужно решить его судьбу. Хотя бы в плане страховки. Шоррен помнил, что у них на Гудзоне был общий счет, и он снял с него часть «личных» средств. Потом на вновь открытый счет стала поступать стипендия слушателя полицейской академии, но она была такая мизерная… и потом, разве не аннулировали счет после того, как он сбежал? А если так, кто будет оплачивать ему восстановление зрения? Никто. Никому, кроме государства, он не нужен. Да и то правда — зачем империи слепец?

В отсутствие зрения обострился слух, и шаги за стеной он услышал до того, как щелкнул замок, и дверь отъехала в сторону.

— К вам пришли.

Перестук каблуков. Легкий аромат фруктов. Женщина?

Он поднял голову, повернув лицо в ту сторону, где слышалось глубокое, как при астме, дыхание. Дверь с шипением уползла на свое место. Женщина осталась. Что она стоит? Чего ждет? В груди упруго, толчками пульсировало сердце.

— Шоррен…

Этот голос. Он…

— Что?

— Шоррен, — громче, с надрывом. — Вот ты… какой?

Этот голос. Не может быть, чтобы она была здесь? Как? Откуда?

— Ыйгун…

А в следующий миг он почувствовал, как его обхватили крепкие руки, и уткнулся лицом в живую, теплую грудь.

— Шоррен, милый, — голос дрожит. — Не надо, не плачь. Все будет хорошо. Я с тобой. Ты справишься. Мы справимся. Только не надо…

Не надо плакать? А разве он плачет? Он лишь до боли, до судорог перекрученных мышц жмурит глаза, вжимаясь лицом в грубую ткань, под которой чувствуется живое тепло, и то, второе сердце колотится также, как его собственное. И голова кружится то ли от напряжения, то ли от аромата фруктов, то ли от удушья. И руки намертво сомкнулись на талии, словно желали раздавить.

— Прости. Я…

— Не надо, — ее пальцы запутались в его волосах, срывающийся голос шепчет в макушку. — Не говори ничего. Все хорошо.

— Я… там, на базе…

— Я знаю. Ты всех спас.

— Не всех.

— Знаю. Молчи. Ты не мог. Не говори ничего. Никто бы не мог… даже я… Молчи.

— Я теперь…

— Молчи. Знаю. Я читала. Мы справимся. Мы вместе. Мы теперь всегда будем вместе.

— Не всегда, — он попытался отстраниться, но женские руки неожиданно оказались такими сильными, что он мог только несколько раз беспомощно трепыхнуться и смириться, признавая поражение. — Я… я ведь все еще осужден. Девять месяцев…

В ответ раздался тихий смешок.

— Пять недель.

— Что?

— Осталось всего пять недель, — она чуть отстранилась, взяла в ладони его лицо и поцеловала сперва одно веко, потом второе. — Время не стоит на месте. Капитан Хват ознакомил меня с твоим досье. Те девять месяцев уже почти прошли. Ты проведешь взаперти только один, последний, месяц. По местному календарю, правда, чуть больше, тут восьмидневка, да и часов в сутках двадцать шесть, но это такая мелочь… И большую часть времени займет подготовка к операции и реабилитация после нее. Так что из медцентра ты сразу выйдешь на свободу. Правда, здорово?

В глубине души что-то радостно шевельнулось, но эта радость была такой робкой и маленькой, что он не поверил ей.

— Правда?

— Капитан Хват уверяет, что да. Он верит тебе, Гурий Хват. И верил всегда. Он искал тебя. Искал нарочно. Он прилетал на ту базу, нашу… когда ты… сделал то, что сделал. Я ему немного помогла… Помнишь, я говорила, что отправила в вашу академию благодарность за отличного стажера? Эта запись попала к твоему другу. И Гурий все это время шел по твоему следу. Так что успокойся, все действительно будет хорошо. У нас…

— У нас? — эхом повторил он, боясь, что не расслышал.

— У нас. Я… наверное, навсегда останусь с тобой. Если хочешь… потому что, боюсь, в одиночку ты снова таких дров наломаешь…

Она явно хотела еще что-то сказать, но Шоррен заставил себя вывернуться из кольца ее рук, оттолкнуть женщину. Нет, этого просто не может быть! Такое не должно случиться!

— Ты что?

— Уходи, — ему было больно, но он заставил себя сказать это слово. — Ты… сама не понимаешь, что говоришь. Ты же ничего обо мне не знаешь! Как ты можешь мне верить? А вдруг все это правда?

— А вдруг я все это уже знаю, глупый рыжий мальчишка? Я не маленькая девочка, которая живет в мире иллюзий. Я потеряла свою планету, свою семью… я дважды коренным образом меняла свою жизнь. Еще одну перемену как-нибудь переживу.

— А правду? — он вскинул незрячее лицо, едва ли не впервые порадовавшись, что не может видеть лица собеседника. — Можешь ли ты пережить правду? Вы, женщины, так нуждаетесь в сказках, в утешении, что все обязательно будет хорошо, что добро одолеет зло и все больные однажды утром проснутся здоровыми. И готовы уйти в мир иллюзий, если жизнь не оправдывает ваших ожиданий… Я… не самый подходящий мужчина, даже если… если снова смогу видеть.