Я, звездный рыцарь, или Выйти замуж за героя

Гурий чертыхнулся. Откуда она узнала? Ах, да! Сама ведь сидит на связи день-деньской, а сигнал пришел на обычной частоте.

— Нормально. Он…

— Я слышала, он пострадал при… аресте?

— Не совсем, но… — сказать по правде, Гурий с того дня не вспоминал о нем. Нарочно не вспоминал, откладывая решение до последнего, предчувствуя, что провернуть в одиночку расследование нападения и доказать виновность всех захваченных звездопроходцев легче, чем невиновность одного бывшего курсанта и почти что беглого каторжника.

— Он нуждается в лечении?

— Да.

— И каковы прогнозы врачей?

— Я не знаю.

Откровенно говоря, он и не вникал, только был уверен, краем глаза просмотрев распечатку диагноза, что случай не фатальный.

— Как вы можете? — круглое лицо Ыйгун вытянулось. — Это же ваш друг! А вы… бросаете его?

Гурий задержал дыхание.

— Лейтенант Чайво, у вас что, никаких дел нет? Тогда идите отдыхать. Отбой до пяти утра по корабельному времени. Для всех!

Видят духи космоса, сейчас он слишком хочет спать, чтобы думать о чем-то, кроме постели.

— Я, — она поджала губы, — если у вас нет возражений… я завтра хотела бы его увидеть. Шоррена Ганна.

— Зачем? — ступил Гурий.

— Поговорить. И… поддержать. Мне нужен завтра… выходной. Хотя бы на полдня, чтобы я могла…

— Хорошо. На полдня. Вы свободны до двенадцати тридцати по внутреннему корабельному времени. Вам хватит?

— Да. Вполне. Спасибо!

Расплывшись в улыбке, она вдруг потянулась и быстро чмокнула капитана в щеку. После чего убежала так быстро, что ни сам Гурий, ни Флегмачек не успели ей помешать.

Едва успев раздеться, Гурий упал на кровать, закрыл глаза и… вскочил, как подстреленный. В двери трезвонил зуммер. Кто-то очень хотел его видеть прямо сейчас.

Первая мысль была — побег. Кто-то из арестованных напал на охрану и удрал, поскольку здешняя тюрьма мало приспособлена для содержания нескольких десятков человек, и часть подозреваемых вообще заперта на своих сломанных кораблях или распределена по полицейским крейсерам, по два-три человека отсиживаясь на гауптвахте. И вот кто-то из них…

— Что? Где? Кто?

Распахнул дверь, вываливаясь в коридор — и буквально сбил с ног оцепеневшую от неожиданности Карлу. Сбил — и взвыл, перекрывая вопль девушки, когда у той из рук выпал поднос, на котором стояла чашка горячего кофе.

— Ё-оу…

Кипяток на ноги и живот — то еще удовольствие. Гурий еле сдержался, чтобы не обматерить девушку, которая и сама облилась.

— В-вы? Что тут делаете?

— Я… — она попятилась. — Я к вам… шла.

— Зачем?

— Ну… я думала, что… вы много работаете, устаете, вас надо поддержать…

— Вылив на меня чашку горячего кофе? Думаете, кофе — это то, что мне сейчас нужно?

— Это не простой кофе! — возмутилась Карла. — Он со стимуляторами!

— Чтобы было больше сил для работы?

Девушка кивнула.

— Гражданка Хоккенен, — вздохнул Гурий, — все, что мне нужно для того, чтобы набраться сил, это сон. Нормальный сон в течение хотя бы пяти часов. А вы мне мешаете! Вам что, делать нечего?

Глаза его собеседницы вдруг наполнились слезами.

— Вы… вы, — пролепетала она дрогнувшим голосом, — как вы можете? Это не по-рыцарски! Это…

— Я уже несколько раз говорил вам, что я — не рыцарь. Я простой полицейский и просто делаю свою работу. Вы можете романтизировать ее, сколько душе угодно, но мне некогда. Я, простите, хочу спать. У меня через пять, — он невольно бросил взгляд на наручный комм и поправился: — уже через четыре с половиной часа подъем и еще один тяжелый день. Так что, если хотите мне помочь — не мешайте! И спокойной ночи!

С этими словами он отступил на шаг и задвинул створку двери. Потом подумал и отключил сенсор. Четыре с половиной часа отдыха. Видят духи космоса, он это заслужил.

Карла осталась стоять в коридоре. Кожа на коленках, куда попали брызги горячего кофе, саднила. В душе нарастало раздражение. Ну, вот как ей выйти за него замуж? Когда? Это вообще возможно?

Увечье действует на всех по-разному. Шоррен ушел в себя. Он ел, когда ему вкладывали в руку ложку, пил, когда пальцы ощущали наполненный стакан, по стеночке, помогая себе руками, добирался до туалета, не сопротивлялся, если его дважды в день под руки выводили из комнаты и отправляли либо на допрос, либо на обследования. Молодцеватый, если судить по энергичному тенорку, но уже уставший от жизни врач повторял, что операция довольно сложная — повреждены, судя по всему, не глаза, а глазные нервы, которые не вдруг заменишь — но все выполнимо. Надо только хорошенько подготовиться. Шоррен не спорил. Он молчал. Не задавал вопросов, ничего не просил. Лишь отвечал, если обращались к нему. Он просто плыл по течению и честно не представлял себе, зачем с ним возиться? Кажется, его должны были арестовать и отправить досиживать давний срок потому, что тринадцать лет назад он был слишком молод, чтобы его получить. Сейчас он вот, тепленький. И сопротивляться не может. Бери и сажай в камеру. Но кому нужен слепой арестант?