Яблочный Джек

Бездыханное тело девушки уложено на траву и оставлено под присмотром звёзд. Ким носится со своим вопросом, как маленький мальчик на кондитерской фабрике. Он видит только конфеты, сладости в яркой упаковке, но не хочет замечать машин, оборудования, производящего его любимые лакомства. Ночь преследуют навязчивые образы друга, который делает из него маньяка, дышащего ароматом тёплой крови девушек, вампиром, вбирающим в себя их жизненную силу. Ким – плачущий мальчик над сломанной марионеткой, которую уже невозможно починить, вернуть ей таинство кукольной жизни.

«Он взрослеет, хоть и поздно, – Ночь думает, дышит мыслеобразами Кима. – Пора ему понять, что тело человека лишь физическая оболочка, оправдание перед своей слабостью и аксиома ограниченности».

– Ты специально под камеру полез? – От проделанной работы в горле пересохло, тело с трудом справлялось с очередной порцией чужой боли. – Ищешь популярности?

– Где была камера? – Голос. Разве это мой голос? Или он будет звучать так с того света?

Остановив фургон, Ночь показал рукой под крышу здания. Ким вглядывался с минуту, наконец увидел холодный отблеск стекла. Прикинул обзор камеры, понял, что он включает и место, где он изображал мима, и кожа на его лице слилась со светом далёких фонарей.

– Повезёт, если не работает. – Ночь не помнит, как успокаивать чужое волнение, пытается говорить как с сыном, рассадившим коленку.

– Давай её собьём. – Ким пытается материализовать из воздуха камень или воспользоваться ручкой двери (если сможет её оторвать).

– Смысл? Если работает – уже записала. – Надо дать ему возможность самому разобраться в ситуации. – Будешь искать по кабелям? Остановлю.

– Нет, – Мальчишеское движение Кима (удар ладонью по лбу), ещё больше напомнило сына. Белое, горячее облако, не встречая сопротивления со стороны Ночи, начало пропаривать каждую его клеточку. – едем домой.

– Чего ты хотел, подходя так близко? – Ночи трудно было осознать, какими силами он способен удерживать сознание на клочке мира, заключённом в душную кабину фургона.

– Мне нужно увидеть лицо, – Ким мялся, подбирал слова, – девушки. Все приборы, что я смог достать, не дают нужного разрешения, эффекта. Я уже думал установить инфракрасные прожектора, но…

– Не поможет. – Ночь в борьбе между холодом принятой смерти, давящей на каждый миллиметр его кожи, и нестерпимым жаром, разгоревшимся внутри тела, уже находился в полубессознательном состоянии. – Камеры увидят усиление света. Полиция поймёт.

– Уже ФБР.

– Хуже. – Констатировал Ночь, стараясь прорваться в контакт с сознанием Кима. Попросить подменить его за рулём.

На автопилоте, не помня, ответил ли на его мольбу Ким, Ночь добрался до будки, упал на прохладную кровать. Концентрация на дыхании, как на единственном проявлении себя в материальном мире, помогла отогнать надвинувшуюся область памяти (сын, дочь, Она). Вместе с белой стеной растворилась боль, забранная им у последней девушки.

Чтобы не возвращаться к чужим и собственным страданиям, Ночь переключил всё своё внимание на Кима. Стараясь разобраться в его мировосприятии (которое «звучит» как чужой язык), он понимает, насколько разное у них ощущение человека как живого существа. Для Кима дышащее, способное к движению и поступкам тело и есть человек. Ночь оставляет куклу-тело, отпуская настоящую сущность Жизни в другой, более прекрасный мир. Сид пытается подобрать аналогии (он не смог пройти внутрь тёмной сферы), находит более или менее соответствующий образ: рыбак ловит карася, забирает его домой, выпускает в аквариум. В диком водоёме столько опасностей (хищники, болезни, паразиты), а аквариум стерилен, безопасен. В лучших (искусственных) условиях рыбка проживёт дольше, вырастет больше.

Ночь не помнит черт своей матери, как ни напрягает память. Вместо лиц детей мутные, расплывающиеся пятна. Она, в доступных (без погружения в боль) уголках его памяти лишь призрак ощущений, тусклый солнечный зайчик, отражённый его памятью от её сияющей сущности. Но он почти явственно осязает каждую девушку, уведённую львицами на просторы саванны, чувствует мир каждой порой их прекрасной кожи. Так кто из них настоящая? Та, что осталась лежать, остывая под равнодушным светом звёзд? Или та, что вприпрыжку спешит за львицами?