Яблоневый сад

В первые годы Перестройки моего знакомца крепко, порой люто ненавидели, вытравливали всякими дустами, устанавливали хитрые крысоловки, однако – жив курилка. У него имеется новый «Форд», кирпичный, под готику коттедж в двести квадратных метров. Он узнал, что я пишу о нём очерк, и попросил меня, чтобы я попутно объявил на весь свет – ему срочно требуется длинноногая, с тонкой талией и другими прелестями секретарь-референт, желательно крысиной породы.

Однако шутки в сторону: не до юмора, когда идёшь по галерее жизни и смотришь на портреты живой истории. Почему-то редко встречаются душевные, приятные лица. Нет, я уверен, что мы не так уж безнадежно плохи. Даже за стеклянным холодом и озверением глаз можно угадать уставшую душу, ищущую Божьего и человеколюбия. Я недавно встретил своего бывшего соседа. Он похож на лиса – вот незадача: опять зверь! – с потрёпанной, выцветшей шерстью. Раньше, во времена брежневского коммунизма, он протирал свою шкуру на шатком стуле в какой-то никому не нужной для настоящего дела конторе. В вихре Реформы стул надломился-таки, и лиса выгнали зимой на улицу. А нюх, бедняга, уже потерял, шнырять в поисках пищи не может и не умеет, даже его шкура никому не нужна. С горем и унижением пополам он прибился к какой-то государственной, мало кому интересной конторе, и теперь голодной пастью хватает куски подачек, которые швыряют ему полунужные госчиновники. Вчера лис уткнулся в моё плечо и – захлюпал.

Что я всё о зверином да о стеклянном! Поговорим о человеческом? Часто вижу в галерее жизни портреты нищих – стариков, детей, потрёпанный, помятый люд, который мы величаем громким и весёлым словцом бичи. Попрошайничают, юродствуют, спят в общественных туалетах, по всей России стоят с протянутой рукой. Кто-то подаёт, а кто-то – нет. Я из вторых: не могу унизить человека – человека! – который может всё, даже когда инвалид. Подачка – унижение. Но как же быть с моралью, состраданием? Не знаю, покамест не знаю. Но унижать не буду. Да и возможно ли сострадать полноценно, если нищих много не только на улицах, но – всюду? Вот обнищавший от скудной зарплаты интеллигент – он учит в школе детей. Случается, неожиданно задумается на уроке, молчит: снова жена вечером наступала на него, что мало, мало денег, что всё тратится на еду, а. спрашивает она у мужа, собирается ли он одевать и обувать семью? Стоит учитель на уроке перед учениками и думает, что надо убегать из школы. Однако школу и учеников он любит.

Портретам в галерее жизни нет исхода. Перед моими и вашими глазами два урожая: картошка из заморской страны, ставшая уродом, и мы, люди, – не могу произнести, кем и чем ставшие. Совершенно очевидно, что нежные, но чужие идеи обуродились. Наши души повело. Получился скверный урожай, потому что была плохой земля, в которую бросили семена? Может быть, дрянные семена сторговали нам? Или сеяльщик никудышный? Ответов я не знаю. Но вот что я знаю наверняка: в своём огороде я наведу порядок.

Что же мы пожнём в скором времени или через многие годы? Поколение с остекленевшими глазами жёсткого расчёта? Нищету? Каждому нужно крепко задуматься, что и зачем засевать и в какую землю на нашем бескрайнем русском поле жизни.

(1995)

В сердце всегда найдётся место для любви

Мои хорошие знакомые года два или три назад предложили мне почитать произведения Афанасия Никитовича Антипина (1922–1980) – иркутянина, талантливого педагога, сегодня забытого. Я говорил, что обязательно прочитаю, но не читал. И за книги Афанасия Никитовича, может быть, и не взялся бы никогда, если бы не его юбилей. Думаю, дай-ка почитаю. Прочитал. И всё – я его люблю. Хотите – верьте, хотите – нет. И что любопытно: ничего особенного в его прозе я не нашёл, многое очень даже знакомо: простой, человеческий язык, простые, жизненные ситуации и нравственные поиски героев. Да, его проза обычна, отражение того, что кем-то в русской литературе уже создано. Но вы когда-нибудь видели отражение неба и солнца в чистом пруду или озере, не вздрагивающем ни одной жилкой? Не буду описывать, вы сами прекрасно знаете: это не менее захватывающая картина, чем небо и солнце вживе, только она узко, тесно обрамлена берегами. Таким же прекрасным отражением лучших образцов русской литературы – Льва Толстого, Чехова, Бунина, Горького, Пришвина, Гайдара – видятся мне повести и рассказы прозаика Афанасия Антипина.