Яблоневый сад

«Хм, братья и сестры!.. Благоро-о-одно, Александр Валентинович! Но помнит ли моя издёрганная душа, помнят ли души этих людей, бредущих куда-то там, под дождём, по лужам и слякоти, о Божьем? Сможем ли мы, циники, недоверы, себялюбцы, стать друг для друга братьями и сестрами? Не растерзаем ли мы Сарафанова и Валентину, да, ту самую добродетельную Валентину из «Прошлым летом в Чулимске», если они повстречаются нам в жизни?

Я чувствую, Валентина – это и есть ты сам, Александр Валентинович! Смеёшься? Смеётся тот, кто смеётся последним! Валентинович – Валентина, – понятно?.. Валентина и Сарафанов – такие слабые, незащищённые, но не могу сказать, что жалкие. Сколько в них веры! Веры в нас, потерявших себя, запутавшихся не только в дремучем лесу жизни, но и в трёх её соснах. Я, Александр Валентинович, по-хорошему завидую твоим Валентине и Сарафанову, но как я далёк от них!.. Можно гадать, что станет с Валентиной за пределами пьесы. Однако я не сомневаюсь, своей любви и веры она не обронит и не предаст. Она будет ждать с горячей верой в сердце – ждать нас, истинных, покаявшихся, очистившихся от скверны. Ну, может быть, не всех нас, но… но… Я снова забыл о цели моего труда! Сценарий, сценарий! Чую, он у меня может не получиться. А может, дорогой мой драматург, мой уважаемый земляк, он никому не нужен, как и я, зилов, сейчас не нужен даже самому себе?.. Хватит ныть! Пиши!»

Пишет: «Один критик подметил: «Через банальнейшую ситуацию в «Двадцати минутах с ангелом» Вампилов раскрыл в этой маленькой пьеске, анекдоте, самую суть российского народа. Народа в целом!..» Почему соплеменники Христа убили Его? Чем занимался Христос в земной жизни? Творил добро ради добра. И Его соплеменники, с их окаменевшими взглядами на бытие и Вселенную, не могли понять Его. Точнее – принять. Принять этот новый взгляд на жизнь, который, кто знает, не покачнул бы устои царства земного. И чтобы сохранить эти устои, эти мещанские интересы быта – они убили слишком упрямого, настойчивого созидателя добра ради добра, созидателя новой морали, нового взгляда на человека и мир. Мы, подобно этим простоватым, но не глупым героям вампиловского анекдота, тоже, как ни странно, не приняли этой новой старой морали. Анчугин и Угаров не поверили агроному Хомутову, а он предложил помощь страждущим – просто так, безвозмездно. Они разозлились на него, о, праведным гневом наполнились их сердца! Они – распинали его: заламывали руки, полотенцем пригвоздили к кровати, насмехались над ним, бичевали беднягу.

Из света является лицо Хомутова.

ХОМУТОВ. Вот уж в самом деле: сделай людям добро, и они тебя отблагодарят.

СТУПАК. Бросьте эти штучки. Кто вы такой, чтобы раскидываться сотнями? Толстой или Жан Поль Сартр? Ну кто вы такой? Я скажу, кто вы такой. Вы хулиган. Но это в лучшем случае.

ВАСЮТА. Да откуда ты такой красивый? Уж не ангел ли ты небесный, прости меня, Господи.

БАЗИЛЬСКИЙ. Увы, с ангелом у него никакого сходства. (Хомутову.) Вы шарлатан. Или разновидность шарлатана.

ХОМУТОВ. Ну, спасибо. Буду теперь знать, как соваться со своим участием.

СТУПАК. Бросьте. Никто вам здесь не верит.

Маленькая пауза.

ФАИНА (всем). А что, если в самом деле?.. Если он хотел им помочь. Просто так…

СТУПАК (кричит). Не говори глупостей!..

Хомутов – хомут, – видимо, не случайная фамилия. Автор что-то в ней зашифровал. Новый взгляд на мир, новая мораль – и они сначала для людей будто хомут? Надо его сбросить, чтобы никто не посмел мною править, как лошадью? Интересно! Неожиданно.

Вампилова, смело, талантливо предлагавшего новый взгляд на мир, на человека, на устои, как и этого героя, в жизни тоже терзали, но иначе: репниковы, беликовы, всевозможные литературные и нелитературные чиновники-мещане не пускали пьесы на сцену. А это изводило, угнетало, унижало Вампилова – Хомутова, Ангела. Разумеется, он не мог назвать себя Ангелом, назвал проще – Хомутовым. Хомутов – это Вампилов!

Тоннель, в котором медленно, на ощупь бредёт человек. Капает вода, стены чёрные, а впереди – слабенький, неверный свет.

Вампилов шёл в тоннеле на тусклый огонёк – огонёк надежды и веры. Потом, после его трагичной, бессмысленной кончины, начнут охотно ставить его пьесы, а пока – тоннель! Долгий, мученический путь в нём. Его стены – бюрократы от литературы, холодные, эгоистичные, самоуверенные, – попробуй пробить такую стену! Им, как и нынешнему обывательскому большинству, не нужна литература, не нужно искусство слова, вообще искусство. Им и Ангелов не надо: чего-нибудь не вышло бы! Для них искусство – то, что развлекает, тешит, щекочет нервы.

Улицы вечернего Иркутска, патриархальный покой деревянных домов, от них веет чем-то надёжным, добрым, долговечным. Быть может, они помогали Вампилову жить и выживать.