Яблоневый сад

Литератор Геннадий Николаев вспоминает: «О чём мы говорили в тот долгий, незаметно промелькнувший вечер? Прежде всего – о его последней пьесе «Прошлым лето в Чулимске». Я был составителем и редактором альманаха «Сибирь», в котором эта пьеса, принятая редколлегией, была набрана для второго номера. На мой взгляд, это была отличная пьеса, светлая, добрая… Но, увы, на её пути встали непредвиденные трудности, которые в то время казались непреодолимыми.

Вампилов сидел на тахте, опершись подбородком о стиснутый кулак. После долгого раздумья он сказал:

– Слушай, неужели не ясно, о чём пьеса? Так обидно! И потом, ведь я написал Товстоногову, что пьеса принята. Они уже разворачивают репетиции. Выходит, я трепач?»

А вот что вспоминает Елена Якушкина, заведующая литчастью театра имени Ермоловой: «Очень много времени и сил уходило в те годы на то, что мы называли «пробиванием» его пьес на сцены московских театров. Дело это было сложным, и колотиться, как говорил Саша, приходилось много. «Вы там сильно не расстраивайтесь и не берите всё на себя, – с обычной своей дружеской заботой и теплотой писал он, – пусть режиссёры больше упираются».

Лицо улыбающегося, но уставшего Вампилова.

«Итак, суммированные замечания, – писал Вампилов Якушкиной в другом письме. – Что именно хотят от автора? Да сущие пустяки!

1. Чтобы пьеса ни с чего не начиналась.

2. Чтобы пьеса ничем не заканчивалась.

Другими словами – никакой пьесы от автора не требуется».

Во всех театрах одно и то же – вроде бы «да», но и вроде бы «нет». Друзья Вампилова говорили, что от такого обращения можно было бы озлобиться на людей, на жизнь, закрыться, уйти в себя, но Александр скорее удивлялся и хотел всё же понять тех людей, которые вели с ним эту непонятную игру. Иногда лишь просачивалась сукровицей горечь. Он писал Иллирии Граковой, редактору издательства «Искусство»: «У меня впечатление, что завлит на меня махнула рукой, и мои пьесы со стола переложила на окно, где у неё форменная братская могила неизвестных авторов». Ей же он рассказывал о пьесе «Несравненный Наконечников»:

– Представляешь, герой после всех своих мытарств бежит из театра, он ничего этого уже не хочет, бежит через зрительный зал, а за ним бежит режиссёр, который всё же надумал ставить его пьесу…

– Хочешь поделиться своим богатым опытом общения с театром? – спросила я.

– Да уж, есть о чём порассказывать, – засмеялся Саня».

Бег человека в тоннеле убыстряется, дыхание становится тяжёлым, стонущим.

Он продвигался, упрямо продвигался по этому мрачному тоннелю-пытке.

«Надо биться! А иначе зачем я послан на эту землю, а иначе зачем мне дан талант, а иначе зачем я столько мучился?» – быть может, думал Вампилов.

Хотя иногда, по свидетельствам многих, драматург уже не верил, что когда-нибудь выкарабкается. «Я не жалуюсь, – писал он Якушкиной, – я просто остервенел и просто-напросто брошу всё к чёртовой матери!» В этих словах глубокая и жестокая правда последних лет его жизни! Всю силу своего таланта он вынужден был направлять не на развитие своих способностей, а единственно на то, чтобы выжить, протянуть до света и, возможно, чтобы не кончить жизнь самоубийством.

Одинокий голос скрипки. Тоннель, человек бежит очень быстро, нервными, отчаянными рывками. Запинается, падает, вскакивает, снова бежит. Мелькают тёмные, выложенные крупным серым камнем стены.

Правильно сказал один из вампиловских героев: «Чтобы добиться признания, надо или уехать, или умереть». Пророческая мысль. Ангелы и хорошие писатели кому в какое время нужны были? А если писатель ещё и Ангел? Уничтожить его, растоптать, сделать вид, что нет такого на белом свете?»

Мужчина сутуло поднимается со стула, подходит к окну, быть может, надеясь, что дождь закончился. Нет – льёт, льёт, ослабнув, правда. Но теперь ещё и темно, глухо. Ни домов, ни людей не видно.

«Грустно, господа, страшно грустно. Зареву, заголошу, что там – залаю, завою! К чертям всю эту мою писанину!.. Но снова, снова меня беспокоит «Утиная охота», – неужели пьеса и обо мне? Нет, пусть она будет только о них! Нет, нет, лучше вообще ни о ком! Потому что Зилов вошёл тоже, как и Вампилов, в тоннель… но – с тупиком. С тупиком!.. Господи, я что пишу? Сценарий для школьников! Так о каких таких тоннелях и тупиках я могу говорить, убивать в юных душах веру в завтрашний день!»

Разрывает исписанные им листки, сминает клочки в кулаке.

«Что я там вижу? Зилов? Ты?! Мне уже мерещится? Я схожу с ума? Мне не надо писать – сама жизнь за меня напишет? Я угодил в мистерию, в «Утиную охоту» и вынужден играть Зилова? Дьявольщина!

Появляется Зилов. С ружьём и трубкой в руках некоторое время он стоит у телефона.