Читаем Яблоневый сад полностью

Яблоневый сад

Похоже, закончились витки спирали, повороты, а потому Поэт, герой романа-плача, здесь всюду зрелый, чуткий, внимательный, светло-одинокий, никуда не спешит и никого не торопит.

Книга в наших руках на предпоследних страницах, и образ Поэта видится логично законченным, даже округлым; а округлость формы лица, к слову, даже подчёркивается в нескольких стихах.

Ах осень, осень! Горьких лет,Падений шумных без победТы одинокая подруга.Как сокол, ввысь летит упругоИ златом блещет пегий лист!..

MEMENTO MORI

Так называется последняя глава «Складня» – да, помни о смерти.

Сюжеты и сцепки картин о главном для каждого человека, о том, от чего не увернёшься, как ни уворачивайся и ни хитри, от чего не откупишься никакими деньгами и златами.

И было так странно, так горько и странноВ пространном, как свет, ясновиденье сна,Ни изморозь слов, ни сказанья тумана,А то, что тебя провожаю одна.Одна, наяву над развёрстой могилой,Как зазимок стылой в предутренней мгле…Душа лишь мелькнула птенцом сизокрылым,Оставив единой меня на земле!..И глядя сквозь чёрную брешь краснотала,В предзимнике грозном, седом, как зола,И просто и ясно я вновь увидала,Что это не он, это я умерла!

Вся глава – плач души, но души просветлённой, ждущей встречи с Богом.

Плач без слёз.

Со слезами было бы излишне и навязчиво поэтично, то есть тривиально, нехорошо. Здесь нужна проза, и она появилась.

Как часом случается с нашим братом-литератором? Написал просто, а утром перечитал и сказал себе: «Нужно, дружище, ещё проще!» Например, вот так:

Пусть другие войдут в наш запущенный сад,Распахнётся калитка витая.Не зови ты меня ни в какое «назад»,Я в небесный свой край,Сквозь златой листопад,Где высокая жизнь, неземная…

Или так, чтоб ещё лучше было:

Водка гордого съела соседа.Ну а тот,С кем любима беседа,Он ушёл. Просто так. Не со зла.Он ушёл, чтобы я умерла…Книга закрыта.Мы молчим.За окном – январь.Ещё один год позади.Думаем и грустим.

(2013)

<p>Таёжный хлеб поэзии и прозы Александра Никифорова</p>

Александр Никифоров давно известен в Сибири как поэт, но в апреле 2014-го вышла его первая книга прозы – повестей, рассказов «Таёжный хлеб» (Иркутск). О метаморфозах с литераторами мы уже писали в статье «Складень», посвящённой творчеству Валентины Сидоренко. А что явилось предначальем рождения прозаика Александра Никифорова? Почему он не захотел работать в поэзии? По творчеству Валентины Сидоренко мы попытались дать ответ по её переходу из прозы в поэзию, и, если следовать нашей логике, отход Александра Никифорова от поэзии был продиктован тем, что его захватила стихия ума.

Похоже, действительно захватила стихия ума, потому что в прозе он зачастую выраженно скуп на краски, в проявлении чувств. В поэзии же, напротив, расточителен, щедр. Любопытно, к примеру, его обращение к Анне Ахматовой:

Волшебные, неведанные звукиКоснулись в тишине души моей.Как будто знал я ВасИ был в разлуке,А Вы меня манили всё сильней.Как страшно вдруг понять –Всё безнадежно…Я тихо жил, смиряя в сердце боль.Господь в наградуОтворил мне вежды.Я вижу Ваш божественный глагол.

Все признаки высокого стиля, пиететности молодой души, неизменно связанной с неосмотрительностью в проявлении чувств. В прозе он, похоже, бдительно следит за каждым своим словом: как говорится, слово – что воробей… А в поэзии слово, словомысль его время от времени превращаются в оружие, в возможность раскрыться, если можно так сказать, наотмашь:

Ночами напролётИ днями быть в ответеЗа Слово, что пойдётБатрачить по планете.

Батрачить! Ёмко, хлёстко, по максимуму, чего обычно и ждём от поэтов, которые призваны, известно со школьной скамьи, глаголом жечь сердца людей. Поэты – это трибуны, смутьяны, вообще отчаянные люди.

Перейти на страницу: