Яблоневый сад

Смотрите, в этих трёх поэтах как-то предельно гармонично, природно, судьбоносно переплелись три, по крайней мере отчётливо видимые, культуры – немецкая, русская, французская. И, скажите, где в этом сплетении, в этой изысканной вязи начинается одна, а заканчивается другая? Не прищуривайтесь, не напрягайтесь – не заметите! Потому что в людях высокой духовной жизни все культуры мира, то есть всё добро мира, – в единстве. Культуры притягиваются в лучших людях человечества друг к другу, единятся, при этом не утрачивая ни на грош изначального своеобразия, магнетизма, масштабности. И пример этих трёх глубоко и ярко национальных поэтов – пример для нас к тому, как можно было бы и как нужно образовывать, обустраивать и длить для других поколений свою жизнь. Как лично свою жизнь, так и общественную, государственную, а то и межгосударственную.

Мы интересны друг для друга прежде всего потому, что мы разные. Но в современном мире буйствуют стихии, стремящиеся перемешать всё и вся, чтобы, возможно, Восток стал походить на Запад, а Запад – на Восток. Это путь к однообразию, бесцветности, безликости нашей жизни. Не дай, Святый, нарушиться природному, богодарованному строю мира людей, соединиться востоку и западу друг с другом! Не будет на нашей прекрасной Земле ни рассветов, ни закатов, а – либо тьма кромешная, либо жар адов.

* * *

Незадолго до ухода Рильке посвятил Марине Цветаевой стихотворение:

О утраты вселенной, Марина, и звёздная россыпь!
Мы не умножим её, куда мы не кинься, к любому
в руки созвездью. А в общем-то, всё сочтено.
Падая, тоже святого числа не уменьшить.
И исцеление нам есть в безнадёжном прыжке…

Может быть, стоит нам хотя бы изредка, хотя бы мельком оборачиваться мыслью к Вечности, поднимать голову к звёздам, когда хотим исторгнуть из себя худое слово? А словом, как известно, можно и убить.

Разумные, причастные к высотам своих национальных культур люди должны искать другие слова – слова поддержки и дружества. Может быть, тихим гимном наших встреч на много претерпевшей, но терпеливой, трудолюбивой, доброжелательной немецкой земле-объединительнице могут стать слова Булата Шалвовича Окуджавы?

Как вожделенно жаждет век
Нащупать брешь у нас в цепочке,
Возьмёмся за руки, друзья,
Возьмёмся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть поодиночке.

(2016)

Антон, мы у тебя в гостях!

На телесно-нежного колера обложке книги «Весь мир у тебя в гостях» изображён молодой человек с бумажным самолётиком в руках. И пускает он этот самолётик… в космическое пространство – к мириадам звёзд, туманностей, галактик. В вечность? В никуда? К вышнему разуму? Кто знает! На оборотной стороне обложки самолётик летит уже в полном одиночестве, но не в космических сферах, а на том же телесно-нежном фоне; и сам самолётик такого же цвета, только контурами и светотенями угадывается.

Телесно-нежное, без пошлости розовенького, – что-то в этом ангельское, может быть, не совсем возможное на земле.

Автор этой книги ушёл из нашего мира. Ушёл молодым, кажется, тридцати пяти лет не достиг. И книги этой он не писал. Точнее, с юношеских лет он вёл разного рода записи для себя – и на бумаге, и с помощью компьютера: к примеру, некоторые стихи, прочитанные им, сохранились в аудиоформате, – и к изданию книг, к писательскому признанию никогда не стремился. Записи были тщательно отобраны его женой Дашей и опубликованы в скорбную годовщину – в марте нынешнего года. В иркутской типографии «Форвард» вышел скромный тираж книги. Имя автора – Антон Киселёв.

Он жил так, как писал. Для себя писал, будем настойчивы в уточнении.

В «Предисловии» читаем:

Громкий, эксцентричный, человек-театр, человек-импульс, человек-фейерверк, и вместе с тем – ранимый, ищущий и не находящий ответов на многие свои вопросы о смысле жизни, о бессмертии души…

Прочитывая и перечитывая его записи, мы всё отчётливее и порой всё взволнованнее понимали: записи ему нужны были для того, чтобы – расти. Расти духовно, философски, научно, эмоционально, чувственно, умственно, эзотерически, мистически и как-то, видимо, ещё и ещё. Навсегда прекратить. Стать настоящим. Научиться понимать, – на ультимативном срыве записывает он в дневнике за несколько месяцев до смерти.

Стать настоящим!

Стать настоящим – легко ли?